Тень шевельнулась, из-за угла неторопливо вышел волк. Никогда Николай не видел зверя так близко. Зеленые глаза светились торжеством, пасть скалилась, и даже движения были уверенные, словно серый уже торжествовал победу. Волк взглянул прямо в глаза Келюсу и зарычал. В ответ раздалось чье-то рычание, на тропинку вышел второй зверь.
«Приплыл, – подумал Келюс. – Если побегу – завалят… А если не побегу?» – А ну, сволочи, кыш! – гаркнул он и сделал шаг туда, где тропинка заворачивала. – Понадевали шкуры! Фрола на вас нет, он бы вас благословил…
Терять было абсолютно нечего, и Николай пошел прямо на волков. Те снова зарычали, на этот раз зло и тревожно, но внезапно расступились. Лунин подумал, что звери могут броситься сзади, до, пересилив себя, спокойно зашагал дальше. Тянуло оглянуться, но Николай заставил себя смотреть прямо.
Пройдя метров двадцать, Лунин, на секунду остановившись, прислушался. Сзади было тихо. За ним никто не бежал.
«Значит, правда, – подумал Николай, – на испуг берут… Нет, врете…» Он хотел мысленно произнести какую-нибудь необычайно героическую фразу, но внезапно сердце вновь екнуло, и волна холода ударила прямо в лицо. Посреди тропинки клубилось что-то белое, похожее на легкий туман. Это белое постоянно двигалось, меняя очертания, словно обдуваемое сильным ветром.
Николай заставил себя идти в прежнем темпе, хотя сердце отчаянно билось, а холод обволакивал, словно открылась невидимая дверь в Антарктику.
Белое облако посреди тропинки постепенно густело, темнело, приобретая очертания человеческой фигуры.
– Ну, и кто ты? – не удержавшись, крикнул Николай – не потому, что ожидал ответа, а просто для самого себя. Стоявшая вокруг тишина становилась непереносимой.
– Я! – ответил глухой голос, звучавший так, словно говоривший находился в другом конце огромной трубы. Белый туман пропал, а на его месте возникла фигура, напоминавшая человека, но все же иная, жутковатая, застывшая в неестественной позе. Келюс, сделав еще один шаг вперед, понял, почему тот, кто появился на тропинке, выглядел так странно. Отблески лунного света упали на оскаленный череп, сквозь почерневшие лохмотья белели ребра, руки, лишенные давно истлевших мускулов, бессильно повисли по бокам.
«О, Господи!» – прошептал Келюс. Он ждал чего угодно, но такого видеть еще не приходилось.
– Ты все-таки испугался, – прозвучал тот же голос, в котором не было, казалось, ничего человеческого.
– Ясное дело, испугался, – озлился Николай. Страх уступал место ярости. Сволочь недобитая! Устроили тут анатомичку, ширмачи паскудные!
– Не смей оскорблять меня, мальчишка! – 8 голосе внезапно прозвучали знакомые нотки. – Я мертв, но даже мертвый остаюсь князем, а ты – холопом.
– А-а, – понял Келюс и заставил себя усмехнуться. – Классовый подход применяете, товарищ майор!
Страшный оскал черепа затуманился. На Николая смотрело искаженное лицо Волкова.
– Я не смогу убить тебя, мальчишка. – Голос шел откуда-то со стороны, белые, посиневшие губы не двигались. – Но я пришел сказать, что твоих друзей ждет смерть. Они умрут, и ты не сможешь спасти их. А свою судьбу ты знаешь сам. Я уже говорил: моя смерть не принесет тебе радости…
– Все? – как можно спокойнее произнес Келюс, хотя холодный страх вновь сжал сердце. – Тогда отправляйся откуда пришел. Будь проклят!
Николай шагнул вперед, не обращая внимания на исказившееся лицо призрака. Казалось, еще секунда – и они соприкоснутся, но внезапно по фигуре Волкова прошла дрожь; мгновение – и все пропало, только еле заметное белое облачко клубилось над тропинкой. Келюс, резко выдохнув воздух, вытер со лба капли холодного пота и пошел дальше.
Тропинка казалась бесконечной, хотя Лунин и понимал, что удалился от дома едва ли на полкилометра. Внезапно между деревьями мелькнуло что-то темноеКелюс остановился, но все вновь было спокойно. Пожав плечами, он продолжил путь и только через несколько секунд увидел, что темная тень следует параллельно тропинке, не отставая ни на шаг.
«Ну и ладно, – подумал Келюс, почему-то не чувствуя ни малейшего страха. Прячутся – значит, боятся, сволочи! Тоже мне, бином, Диснейленд!» Он решил не смотреть по сторонам. Тропинка вела все дальше. Вдруг деревья расступились, и впереди блеснула под луной ровная гладь небольшой речки. Лунин понял, что он у цели. Он уже подошел к самой опушке, как внезапно откуда-то сзади донесся тихий, но отчетливый голос: – Постой… Скажи, почему они хотят твоей смерти?
Кто бы ни спрашивал, над ответом пришлось подумать.
– Да они же нечисть! – крикнул он наконец. – Сам не видишь, что ли?
– Вижу. Но разве ты не с ними?
– Я? – обиделся Николай. – Я не с ними! И не буду никогда, пусть не надеются! А ты кто?
– Я был здесь всегда, – негромко и как-то устало ответил голос. – Когда еще не было вас, людей… Сегодня они не тронут тебя: на твоей груди знак дхаров.
Келюс вспомнил о странном рисунке.
– А ты знал дхаров? – крикнул он, невольно чувствуя всю нелепость странного разговора с лесной глушью.
– Я знал всех… Прощай…
Николай прислушался, но в лесу вновь было тихо. Он повернулся и пошел к реке.
Часовню он увидел сразу. Она стояла на самом берегу, невысокая, но очень соразмерная, с резным шатром, покрытым волнистыми линиями. Часовня была деревянная, но вся какая-то новая, как будто выстроенная совсем недавно. Келюс, подумав о том, кому понадобилось строить часовню в такой глуши, поставил туесок и тут только понял, насколько ему хочется пить. Николай вновь удивился: жажда не мучила его давно. Он нагнулся, чтобы напиться, но вспомнил о туеске. Келюс привык держать свое слово, даже если это казалось нелепым, поэтому аккуратно, стараясь не взболтнуть тину, набрал полный туесок воды и жадно припал губами к берестяным краям.
Он пил глоток за глотком, чувствуя, как исчезает усталость, теплеет скованное льдом тело и в венах начинает пульсировать кровь. Николай выпил почти полный туесок и только после этого удовлетворенно вздохнул. Хотелось посидеть несколько минут у воды, но он вспомнил, что его ждут гости, поэтому поспешил вновь набрать берестяной сосуд и плотно закрыть крышку…
Дорога назад показалась Келюсу очень короткой. Может быть, потому, что тропинка была уже знакома, а возможно, оттого, что в лесу было спокойно. Вновь слышались крики замолкших было ночных птиц. Ничто, казалось, не нарушало покоя древней чащи.
Николай взбежал на крыльцо, толкнул дверь и остановился. Он подумал, что догорели свечи, но в комнате, освещенной лунным светом, оказалось пусто. Ночные гости исчезли, только на столе лежала краюха хлеба. Лунин выбежал на крыльцо, огляделся: поляна была пуста, словно и не было двух молодых людей в странных непривычных одеждах.
Николай еще немного посидел в пустой комнате, а затем, почувствовав вновь страшную усталость, собрал рассыпавшиеся по полу еловые ветки и, упав на них, мгновенно заснул.
