Войчу позвали вечером, когда ранние осенние сумерки уже затопили город. Он знал, зачем. Братан Сварг объявит свою последнюю волю. Идти было тяжко, но деваться некуда. Он — Кей, и его место возле Светлого.
В маленькой комнате, где лежал брат, теперь было полно народу. Кеевы мужи в богатых шубах, сотники и тысячники в темных плащах, какой-то чаклун в высокой огрской шапке. Порады не было, зато у изголовья умирающего стояла Челеди — невозмутимая, странно спокойная.
Войчу даже близко не подпустили. Он остался у дверей, затертый между душными шубами. Вокруг стоял смутный шум, люди негромко переговаривались, но вот к ложу Сварга подошел кто-то из дедичей, наклонился… Голоса стихли. Дедич обернулся:
— Светлый будет говорить. Настала тишина, послышался тихий, неузнаваемый голос:
— Я, Сварг, Светлый Кей Ории, сын Мезанмира, внук Хлуда…
Умирающий замолчал. Люди терпеливо ждали. Челеди обернулась, словно пытаясь найти кого-то, заметила Войчу и коротко кивнула.
— Я ухожу в Ирий, куда ушли мой дед, мой отец и мои братья. Перед ними мне держать ответ. Здесь же, на земле, мне нечего завещать — ни земель, ни сокровищ. У меня осталось одно — правда…
Войча заметил, что некоторые стали переглядываться, на лицах появилось любопытство. О чем скажет умирающий Кей?
— Пред ликом Смерти, перед моими предками, ждущими меня в Ирии, и перед богами я клянусь… Я не убивал и не приказывал убивать моих братьев — Улада, Валадара и Рацимира. Кто виновен в этом — мне неведомо, и я завещаю вам найти истину и наказать Убийцу Кеев…
Послышался негромкий шум. Войча почувствовал — собравшиеся не верят. Умирающий не может лгать. Но кто же убийца? Не Мислобор же, не изгой-Войча!
— Мы, дети Мезанмира, не сберегли Орию, нашу державу. Я не верю, что брат мой, Кей Улад, будет править, как надлежит Светлому. И поэтому я открою то, в чем поклялся молчать. Но смерть освобождает от клятвы… Войчемир!
Войча вздрогнул, почувствовав, что все взоры обратились на него. Затем опомнился и начал быстро протискиваться к ложу брата. Сварг лежал недвижно, укрытый до подбородка, но не медвежьей шубой, а темно-красным покрывалом, и на голове его тускло светился Железный Венец. Глаза были закрыты, но вот веки дрогнули…
— Мой отец повелел нам, своим старшим сыновьям, молчать о том, что случилось в день, когда был убит мой дядя, Кей Жихослав. Он был убит по приказу отца, но это не тайна. Тайна в другом…
Войча замер. Зачем брат говорит об этом? И отец, и дядя ушли в Ирий, старая кровь давно высохла…
— Когда умер мой дед, Светлый Кей Хлуд, он завещал Венец младшему — Мезанмиру, моему отцу. Кей Жихослав не подчинился и попытался убить его. Отец был ранен, но выжил. Войско поддержало его, и отец начал войну. Кей Жихослав сумел первым приехать в Савмат.
Войче вспомнилось, как семья спешно покидала Тустань, как гнали коней по узким лесным дорогам… Отец успел — чтобы упасть, обливаясь кровью, на пороге Кеевых Палат.
— Жихослав знал, что дедичи и Кеевы мужи не дадут ему провозгласить себя Светлым. Тогда он поступил иначе. Ночью, в присутствии двенадцати своих друзей, он надел на себя Железный Венец. Это было сделано тайно, но согласно всем обычаям и обрядам. На следующее утро его убили.
Войча растерянно оглянулся, ничего не понимая. Брат, наверное, бредит! Но голос Сварга окреп, словно признание придало умирающему силы:
— Об этом знали те двенадцать, что были ночью рядом с Жихославом. Десятерых из них казнил мой отец. Двое поклялись молчать, но сейчас я освобождаю их от клятвы. Подтвердите мои слова!
— Да, Светлый, — отозвался старый дедич, стоявший в дальнем углу. — Я, Велен сын Горая, был в ту ночь в Кеевых палатах. Кей Жихослав стал Светлым согласно всем обычаям…
— Я, Килян сын Ольши, подтверждаю, — отозвался другой, скрытый полумраком. — Я молчал, поклявшись под угрозой смерти, чтобы сохранить себя и свою семью.
— Поскольку Кей Жихослав стал Светлым, хотя и пробыл им всего несколько часов, согласно Кееву обычаю и лествичному праву после смерти моего отца, Кея Мезанмира, престол должен наследовать сын Жихослава — Кей Войчемир.
Десятки голосов заглушили слова Сварга. Люди растерянно переглядывались, недоуменно глядя то на умирающего, то на застывшего у его ложа Войчу. Войчемир стоял ни жив ни мертв. Происходило что-то страшное, невозможное…
— Вот тебе и ответ, братан! — на лице Сварга мелькнула улыбка. — Вот почему все искали твоей смерти! Я обманул тебя, хотя знал правду… Прости.
В голове у Войчи все смешалось, но постепенно приходила ясность. Сын Жихослава! Вот что все это значило! Расспросы Тай-Тэнгри, слова Рацимира, его странный сон… И меч, подаренный братом!
— Я оставляю тебе плохое наследство, Войча! — Сварг вновь улыбнулся и попытался привстать:
— Слушайте все! Я — Светлый, и я еще жив! В комнате вновь настала тишина.
— Мы, сыновья Мезанмира, скрыли правду и тем нарушили Кеев закон и волю богов. За это мы покараны — и наша родина стоит на краю бездны. Все, что я могу — передать престол законному наследнику. Иного пути спасти Орию нет. Поклянитесь, что будете служить Светлому Кею Войчемиру, как служили мне!
Никто не сдвинулся с места. Да и Войче более, всего хотелось бежать отсюда — подальше, в глушь, в пустой Акелон, даже к Змеям. Проклятый Венец, погубивший отца, братьев — всех, кто протягивал к нему руку! Зачем Сварг вспомнил об этом?
Шли минуты, но никто не произнес ни слова. Но вот раздался негромкий спокойный голос:
— Клянусь брату моему и повелителю Светлому Кею Войчемиру служить.
Челеди шагнула к Войче, низко поклонилась:
— Прими мою присягу, Светлый… А вы, дедичи сполотские, — она резко обернулась, и в голосе ее зазвучал гнев. — Кому служить будете? Уладу-убийце? Не думайте — мальчишка не простит вас!
По толпе прошел шорох, наконец один из тысячников шагнул вперед, преклонил колено:
— Присягаю тебе. Светлый Кей Войчемир!
— Присягаю… Присягаю… Присягаю…— эхом отозвалось вокруг. Но большинство молчало, и Войча понял — за ним пойдут немногие. Войска Улада уже заняли Савмат…
Внезапно дедич, стоявший у изголовья Сварга, резко выпрямился и поднял руку:
— Плачьте, мужи сполотские! Светлый Кей Сварг умер! И сразу же о Войче забыли. К ложу умершего стали протискиваться дедичи в пышных шубах кланялись, целовали руку — и спешили уйти. Войча отошел к стене, не зная, что делать. Наверное, надо обратиться к этим людям, напомнить о праве, об обычае. Но он уже понимал — бесполезно. Те, кто собрался здесь, уже все решили. Краем глаза он заметил, как рядом оказался присягнувший ему тысячник, еще двое дедичей, какой-то сотник. И это было все…
Вскоре комната опустела. Лишь несколько человек остались у ложа покойного. Войча шагнул вперед, поклонился брату, поцеловал холодеющий лоб, сжатые посиневшие губы.
