– Я удивляюсь, где ты умудрился ее вообще до ста восьмидесяти километров разогнать?
– На МКАД. У Ленинградки внешняя сторона свободной оказалась. Вот там и дал ей показать – себя.
– Что намерен делать сегодня?
– Во-первых, позвоню Ларисе, предложу довезти до дома, приглашу в кафе, провожу до квартиры. В общем, прощупаю ситуацию. Убийца должен зафиксировать меня.
– Ты оружие зарегистрировал?
– Когда, ствол же дома остался.
– Завтра надо зарегистрировать, я участковому позвоню, он все устроит.
– Да я и без него обойдусь.
– Ты смотри, Диман, не переоцени себя. Конечно, ты профи, командир диверсионно-штурмовой группы, имеющий богатый опыт боевых действий. Только и преступник не дилетант.
– Если ты намекаешь на Бестужева, то я его присутствие поблизости похлеще любой легавой почую. И он, кстати, об этом знает. Если же убийца кто-то другой, то я возьму его.
– Конечно, возьмешь, если до того он исподтишка не вспорет тебе живот.
– Не сможет, – усмехнулся Веселов.
– Нет, ты реально переоцениваешь свои возможности!
– Ничуть! – Капитан спецназа поднял рубашку – под ней была надета металлическая панцирная сетка с перекрывающимися мелкими ячейками. – Кольчужка, Валера. От пули вещь совершенно бесполезная, а вот нож или осколок держит. Проверено. Так что, если и успеет убийца что-то исподтишка сделать, то это, в лучшем для него случае, нанести удар в область печени. После чего с переломанными мослами он будет наш.
– Ну, если кольчуга, – проговорил Воронов и, помолчав, добавил: – Неизвестный еще ни разу не применял огнестрельного оружия, но может применить, узнав, кто по специальности новый «ухажер» госпожи Бестужевой.
– Нет, Валера, уж если этот урод начал резать жертвы, то тактику, говоря языком военных, не изменит. В уродование жертв он вкладывает какой-то смысл. Или этот смысл ему вкладывает голос извне. Я как-то допрашивал одного басмача, который всем, кто попадал ему в руки, отрезал уши, и спросил, зачем он это делает. Он мне на полном серьезе ответил, что голос свыше приказывает отрезать уши.
– Надеюсь, его признали психически больным?
– Кого?
– Басмача твоего.
– Во-первых, не моего, а во-вторых, к психиатрам он не попал. Вздумал придурок бежать, когда мы его к месту эвакуации вели. А куда бежать-то? Справа скала, слева пропасть. Ну, и улетел в бездну.
– Сам прыгнул или ему помогли?
– Какая теперь разница? Главное, что ему не удалось избежать справедливого наказания за кровавые преступления.
– Понятно!
– Что тебе понятно?
– То, что ты выступил и в роли врачей, и в роли судьи, и в роли палача.
– Ты еще скажи, что поступил неправильно.
– Я скажу, точнее, спрошу другое, не пора ли звонить Ларисе Константиновне?
– Как раз собирался. Мне еще поездить по городу надо, посмотреть, не прицепится ли «хвост». Хотя сейчас вряд ли. Если нас и начнут «пасти», то от партийной конторы.
Веселов, посмотрев на сканер и убедившись, что его никто не контролирует, набрал номер Бесту-жевой.
Лариса Константиновна приехала в офис местного отделения на такси. Пришлось останавливать таксиста прямо за поворотом на Воронцовскую улицу, так как здание, в котором арендовало первый этаж местное отделение городской организации политической партии «Великая Россия», было буквально окружено журналистами. Она прошла в офис дворами. Плаксина уже ждала ее:
– Лара? Что происходит? Гену тоже?..
– Да, Аля, вчера вечером в подъезде моего дома был убит Геннадий Коростылев.
– Но это… это невозможно!
– Как видишь, возможно!
– Так этот маньяк нас всех перережет!
– Не волнуйся, недолго ему оставаться безнаказанным.
– Что ты имеешь в виду?
– Здесь говорить небезопасно, здание может прослушиваться.
– Кем? Полицией?
– Хуже! Убийцей.
– Да ты что?
– Пойдем в кабинет. О произошедшем вечером и ночью я расскажу тебе позже.
– Один вопрос, Лар, а Гене тоже вспороли живот?
– Да!
– И ты видела это?
– Видела.
– Какой ужас!
– Да, зрелище не из приятных. Но пойдем.
– А как же журналисты?
– Никак! Нам нечего им сказать.
– Но они не уйдут!
– И что предлагаешь? Разогнать? Кем? Или, может, пойдем к ним вдвоем?
– Но надо предупредить, что мы не собираемся комментировать убийство водителя.
– Так пошли к ним кого-нибудь из правления. Не особо разговорчивого.
– Где ж такого взять? Уж что-что, а поболтать у нас любят все. Пожалуй, Бориса Аркадьевича можно к ним отправить. Мужик себе на уме, сам когда-то редактором газеты работал. Да, он справится, но вряд ли журналисты будут его слушать.
– Это не важно! Посылай Бориса Аркадьевича и приходи ко мне в кабинет.
– Заседание Совета в среду отменяем?
– Нет!
– Так в среду Гену хоронить будут.
– Попрощаемся с ним, проводим в последний путь и проведем заседание.
– Ну, как скажешь! Боюсь, члены Совета не одобрят твою идею.
– Это не идея, Аля, это работа.
– Слушай, а почему ты ночью трубку не брала?
– У меня были гости.
– Что? Кто?
– Воронов и Веселов.
– Да ты что? Почему не предупредила? Я бы тоже приехала.
– Аль! Займись делом, потом поговорим.
– Хорошо! Но ты расскажешь мне все!
Плаксина направилась в помещение правления местного отделения, Бестужева прошла к своему кабинету. В приемной ее встретила Ольга.
– Здравствуй, Оля! – поздоровалась с секретарем председатель отделения.
– Здравствуйте, Лариса Константиновна, какое несчастье у нас опять! Кто бы мог подумать, что и Гену убьют!
– Мне кто-нибудь звонил?
– Ах, да, да, звонили.
– Кто?
– Председатель партии.
– Что? – удивленно посмотрела на секретаря Бестужева. – Сам Борисов?
– Да! Я сказала, что у офиса много журналистов, поэтому вы не можете пройти в здание.
– Правильно, а что он?
– Сказал, чтобы вы позвонили ему на мобильный номер сразу, как появитесь в офисе!
