Твоя Мелисса".
23 мая, 15:14
Ну где же Валерио?
Почему он меня оставил, даже не поцеловав?…
29 мая 2002 г., 2:30
Я плачу, дневник, но плачу от безмерной радости.
Я всегда знала, что радость и счастье существуют.
Это то, что я искала столько раз в разных постелях, в разных мужчинах, даже в одной женщине, искала в самой себе, а потом потеряла по своей же вине. И в самом безвестном, банальном месте я это нашла. И не в человеке, а во взгляде человека.
Я с Джорджо и друзьями пошла в новый ресторанчик, открывшийся в моем доме, в пятидесяти метрах от моря. Это арабский ресторан, там исполнительницы танца живота танцуют вокруг столов и обслуживают в качестве официанток; на полу – ковры, подушки, освещение – только свечи… и запах благовоний…
Все места были заняты, и мы решили подождать, пока освободится какой-нибудь столик. Я стояла, прислонившись к столбу, и думала о своем разговоре с Фабрицио, недавно позвонившим мне; думала о том, как я плохо с ним разговаривала: я ему сказала, что мне от него ничего не надо и что я его не хочу видеть.
Он заплакал и сказал, что отдал бы мне все, при этом уточнил что: деньги, деньги и деньги.
– Если это все, что ты хочешь дать человеку, то этим человеком должна быть не я. В любом случае, спасибо за это! – с иронией воскликнула я, а потом бросила трубку и больше не ответила ни на один его звонок и никогда и не отвечу, клянусь! Я ненавижу его: он – червь, он гнусный, я больше не хочу ему отдаваться.
Я думала и о Валерио тоже, у меня были насупленные брови и взгляд, устремленный в никуда. А потом, случайно отвлекшись от неприятных мыслей, я встретила незнакомый взгляд, следивший за мной уже давно: он был легким и нежным. Я стала смотреть на него, а он смотрел на меня, оба – с короткими паузами, мы отводили свой взгляд с тем, чтобы снова смотреть друг на друга. Его глаза были глубокими и искренними, на этот раз я не создавала себе иллюзий, придумывая абсурдные фантазии и доставляя себе боль, а потом раскаиваясь; на этот раз я поверила, ведь я видела его глаза, они были здесь и, казалось, меня пронизывали насквозь и хотели сказать, что меня хотят любить и что в самом деле меня хотят узнать. Я стала внимательно его разглядывать: он сидел нога на ногу, держа в руке сигарету: сочные губы, нос немного великоват, по самое главное – его глаза, точно, как у арабского принца. То, что он намеревался мне предложить, было для меня, было только моим. Он не смотрел ни на какую другую девушку, только на меня, но не так, как любой мужчина на улице на меня смотрит, а открыто и честно, как искренний и порядочный человек. Я не знаю почему, но я вдруг слишком громко рассмеялась, не могла сдержаться; счастье было таким большим, что нельзя было ограничиться улыбкой. Джорджо посмотрел на меня с удивлением и спросил, что со мной происходит. Жестом руки я дала ему понять, что все хорошо, и обняла его, чтобы оправдать мой неожиданный взрыв. Я снова обернулась, он мне улыбался, я увидела, какие у него великолепные белые зубы, и именно в тот миг я успокоилась и сказала сама себе: «Послушай, Мелисса, заставь его уйти, а? Дай ему понять, что ты – глупая, дурочка, невежа… но прежде всего, дай ему сразу, не заставляй его ждать!»
Пока я это думала, какая-то девица прошла мимо него и погладила его волосы, он на нее едва взглянул, а потом пересел, чтобы лучше меня видеть.
Джорджо меня отвлек:
– Мели, пойдем отсюда… Я умираю от голода, мне не хочется ждать.
– Ну Джорджиио, пожалуйста, давай еще десять минут, увидишь, скоро сядем, – ответила я, потому что совершенно не хотела отрываться от того взглядa.
– Откуда такое желание остаться именно здесь? Есть причина, какой-то мужик?
Я улыбнулась и утвердительно кивнула головой.
Он вздохнул и сказал:
– Мы много говорили об этом, Мелисса, живи спокойно, еще немного – и хорошие события придут сами по себе.
– На этот раз все по-другому. Ну… – говорила я ему, как маленькая капризная девочка.
Он еще раз вздохнул и сказал, что они пойдут в соседние ресторанчики поискать свободные места и если найдут, то я должна быть с ними.
– О'кей, – сказала я, уверенная, что в это время фиг найдешь свободные места.
Я увидела, как они вошли в кафе-мороженое, то самое, где над каждым столом огромные японские зонты, и я снова прислонилась к столбу, пытаясь изо всех сил не смотреть на него.
Вдруг он встал, и я, наверное, покраснела, по крайней мере, я разволновалась и не знала, что мне делать, я была в абсолютном замешательстве; я повернулась в сторону улицы, делая вид, что жду кого-то и высматриваю подъезжающие машины; мои брюки из индийского шелка развевались в такт легкому ветру с моря.
Его голос, теплый, глубокий, я услышала позади себя, он сказал:
– Чего ты ждешь?
Неожиданно мне пришла в голову старая колыбельная, которую я запомнила еще девочкой, из сказки, что мой отец привез из очередного путешествия. Самым непосредственным и неожиданным образом я ее процитировала, повернувшись к нему:
Я жду, я жду темной ночью,
И открою двери, если кто-то постучится.
После неудачи
Придет счастливая удача,
И придет тот,
Кто не умеет притворяться.
Наступила тишина, мы оба стояли с серьезными лицами, а потом оба расхохотались. Он мне протянул свою мягкую руку, я ее пожала тихо, но с определенным значением.
– Клаудио, – сказал он, продолжая смотреть мне в глаза.
– Мелисса, – сумела сказать, не знаю как.
– А что это было, что ты только что продекламировала?
– Что?… а… Это колыбельная из одной сказки, я ее знаю наизусть с семи лет.
Он кивнул головой, как бы говоря, что все понял. Потом опять молчание, молчание просто паническое. Тишина прервалась моим милым и неловким другом, который прибежал со словами:
– Эй, чокнутая, мы нашли места, идем, тебя ждут!
– Я должна идти, – прошептала я.
– Могу ли я постучать в твои двери? – сказал он тоже тихим голосом.
Я посмотрела на него, изумленная его смелостью, которая была вовсе не самонадеянностью, а желанием, чтобы на этом все не кончилось.
Я сказала «да» сначала глазами, немного повлажневшими, а потом и голосом:
– Ты меня здесь можешь видеть часто, я живу в этом доме наверху, – и показала ему свой балкон.
– Тогда я посвящу тебе серенаду, – пошутил он, подмигивая.
Мы распрощались, и я не повернулась, чтобы посмотреть на него еще раз; даже если мне этого очень хотелось; я боялась все испортить.
А потом Джорджо меня спросил:
– Кто это был?
