На столе перед Лайлом появилась тарелка с жареной соленой смесью — официантка определенно отличалась от прежней своим дружелюбием, их роднил только возраст. Мне нравится, когда официантки, обращаясь ко мне, говорят «милок», «дорогуша», эта так и говорила.
Лайл некоторое время молча поглощал смесь, предварительно выдавив на тарелочку кетчуп, который он еще посолил и поперчил. В него он обмакивал каждую хрустяшку и с девчачьей аккуратностью клал в рот.
— Ну и кто, по-твоему, это сделал?
— Сделал что?
Я вытаращила глаза и обхватила голову руками, как будто для меня это было слишком. Впрочем, так оно и было.
— Ах да! Я считаю, что это сделал Лу Кейтс, отец Крисси Кейтс. — Он удовлетворенно откинулся на стуле, словно только что разгадал тайну убийства мистера Бодди в очередной партии настольной игры «Улика».
Крисси Кейтс — имя отозвалось во мне чем-то давно забытым.
— Ты ведь знаешь о Крисси Кейтс? — Когда я промолчала, он продолжил несколько покровительственным тоном: — Крисси Кейтс училась в вашей школе в пятом классе. Днем перед убийствами полиция хотела допросить Бена — Крисси обвинила его в сексуальных домогательствах.
— Что?!
— Да, именно так.
Я уставилась на него как на сумасшедшего.
— Но она не давала показаний против Бена… — начала я.
— Верно. Это заслуга его адвоката, благодаря которому удалось сделать так, что эти два дела — сексуальные домогательства и убийства — в суде не связывали. Но на присяжных это повлияло. У вас там не было человека, который бы не слыхал, что Бен грязно приставал к славной малышке из хорошей семьи, и это, вероятно, и привело к тому, что он совершил «убийства во славу Сатаны». Мы же знаем, как распространяются слухи.
— Дело Крисси Кейтс дошло до суда? — спросила я. — Доказали, что Бен так с ней поступил?
— Оно ни во что не вылилось — Бену не предъявили обвинений, — сказал Лайл. — От районной школьной администрации Кейтсы получили какую-то материальную компенсацию за моральный ущерб и вскоре переехали. Но знаешь, что я думаю? Лу Кейтс в ту ночь отправился к вам, чтобы потолковать с Беном. И вот этот качок приходит в ваш дом, и тут…
— Впадает в такую ярость, что решает перебить всех?! Но это же лишено всякого смысла.
— Мне удалось раскопать, что в молодости этот парень отсидел три года за убийство: он со всей силы кому-то зарядил футбольным мячом, и человек умер. Крутого нрава парень — могу представить его ярость, когда он узнал, что его дочери кто-то гнусно домогался. А потом, чтобы отвести подозрения, изрисовал стены.
— Мм, тут нет никакого смысла. — Я действительно силилась увидеть в версии Лайла хотя бы долю здравого смысла.
— Не имеет смысла как раз то, что убил твой брат. Это безумное преступление, абсурдное. В нем вообще много такого, что лишено смысла. Именно поэтому оно владеет умами стольких людей. Если бы в нем был хоть какой-то смысл, то и тайны бы никакой не было.
Я промолчала, про себя согласившись с его последним замечанием, и начала нервно вертеть в руках солонку и перечницу, удивительно подходившие для того, чтобы их прикарманить.
— Но разве ты не считаешь, что эту версию хотя бы не нужно сбрасывать со счетов? — настаивал Лайл. — Прямо в день убийства твоей семьи вдруг всплывает столь чудовищное обвинение!
— Возможно. Ты начальник — тебе и решать.
— Слушай, давай ты попробуешь поговорить с кем-нибудь из Кейтсов, пока ищешь Раннера. Пятьсот долларов, если это будет Крисси или Лу. Очень хочется услышать, продолжают ли они и сейчас настаивать на своем. И при этом сохраняют мир в душе, понимаешь? Я уверен, что они лгали. Согласна?
Меня вновь терзали сомнения. Только этого еще не хватало. Тем не менее я цеплялась за косвенное доказательство невиновности брата: Бен в жизни не проявлял сексуального интереса ко мне. Будь у него склонность приставать к малолетним девочкам, разве бы он не начал с собственной младшей сестры?
— Да.
— Вот именно, да, — повторил Лайл.
— Не уверена, что мне удастся узнать больше, чем удалось бы тебе. Я ведь сестра человека, который, как они считают, приставал к их дочери.
— Я пробовал, но ничего не добился, — пожал он плечами. — У меня не очень хорошо это получается.
— Что?
— Действовать хитростью.
— Да, это явно мой хлеб.
— Вот и отлично. Если тебе удастся договориться о встрече, я бы хотел поехать с тобой.
Я молча пожала плечами и поднялась, намереваясь оставить его разбираться со счетом, но он окликнул меня, не дав сделать и трех шагов:
— Либби, ты в курсе, что у тебя в кармане солонка и перечница?
Я секунду поколебалась — может быть, всплеснуть руками: «Ну надо же, угораздило, я такая рассеянная». Но вместо этого я просто кивнула и выскользнула за дверь. Они мне нужны.
Лайлу удалось выяснить, что мать Крисси Кейтс живет в Эмпории, что между Топикой и Уичито, от второго мужа у нее тоже была дочь, появившаяся на свет через двадцать лет после рождения первой. За прошедший год он много раз ей звонил, оставлял сообщения с просьбой перезвонить, но безрезультатно. Дальше он не продвинулся.
Если до кого-то действительно необходимо дозвониться, сообщения оставлять нельзя — надо звонить и звонить до тех пор, пока не поднимут трубку (от злости или из страха), и тогда очень важно, успеешь ли сказать то, что заставит человека не бросить ее.
Я звонила матери Крисси двенадцать раз, она ответила на тринадцатый, после чего я тут же выпалила:
— Это Либби Дэй — младшая сестра Бена Дэя — вы его помните?
На другом конце облизали губы, и слабый голос пробормотал:
— Да, я помню Бена Дэя. А что такое?
— Я бы хотела поговорить с кем-нибудь из вашей семьи о тех обвинениях, которые против Бена выдвинула ваша дочь Крисси.
— Мы об этом не говорим… Лиззи, так вас, кажется, зовут? Я снова вышла замуж и практически не общаюсь с прежней семьей.
— Вы не знаете, как я могу отыскать Лу или Крисси?
Она выдохнула, как будто до этого затянулась сигаретой:
— Вероятно, Лу сидит в баре где-нибудь в Канзасе. А Крисси? Езжайте по семидесятому шоссе в западном направлении и сразу после Колумбии сверните налево к одному из тамошних стрип-клубов. И больше сюда не звоните.
Бен Дэй
2 января 1985 года
12:51
На розовом листочке картона из ящичка Крисси он написал: «Угадай, кто сейчас о тебе вспоминает» — и поставил внизу букву «Б». Она наверняка запрыгает от радости. А если взять что-нибудь из ее ящичка и подбросить Либби? Нет, пожалуй, не стоит: если у Либби вдруг обнаружится симпатичная вещица, это покажется подозрительным. Можно себе представить, какие шутки отпускают в школе у них за спинами по поводу его самого и сестер. Почти всю одежду девчонки донашивают или за ним, или друг за другом. Мишель бегает в его старых свитерах, Дебби носит то, что переходит от Мишель, а Либби приходится довольствоваться тем, что остается после Дебби: штопаные-перештопаные мальчиковые джинсы, застиранные, с въевшимися пятнами футболки, дешевые трикотажные платьишки, которые Дебби вытянула на животе. У Крисси все по-другому — у нее шикарные наряды. И у Диондры, с ее классными джинсами. Если джинсы у нее выцветшие, то только потому, что это последний писк моды; если на них пятна, похожие на следы от хлорки, значит она с этими пятнами их и купила. Родители щедро снабжали ее деньгами на карманные расходы, иногда она брала его с собой в магазины и там пыталась напялить на него все подряд, как на маленького. Невинно моргая, она говорила, что он может отдать долг, когда заработает. Он не знал, могут ли парни разрешать девчонкам покупать им одежду, не знал, круто это или нет. О’Малли, учитель с продленки, всегда шутит по поводу новых рубашек, которые его заставляет носить жена, но ведь это жена. В общем, Диондре нравится, когда он надевает черное, а у него нет денег ни на что новое. Блин, она всегда добивается своего.
