И точно. Человек обнаружился прямо около беспечно пасущихся
буренок. Это был крепкий дедок с посохом, в фуражке и в овчинной безрукавке.
— Как вас там, сильно покорежило?! — спросил
он. — Вот иду спасать. Да коров-то не бросишь, а они не торопятся!
— Не спешите, — сказал я. — У нас все целы.
— Да-а, повезло вам, парни, — сказал дед,
щурясь. — В молодняк упали. Прям в елки. Встреть вы хоть одну хорошую
сосну, она б вас пополам разрубила или бы в лепешку сплющила. — Он со
знанием дела покивал и добавил: — А вот с коровником совхозу не повезло.
Я понял, что горит как раз этот коровник. Именно пролетая сквозь
него, мы, по-видимому, и потеряли крылья с баками горючего. И случился тот
страшный удар.
— Хорошо хоть животину я как раз на выпас
погнал, — продолжал невозмутимый пастух. — А то ведь сколько бы мяса
попортили. На бензине-то котлеты плохие получилися бы… Невкусные.
«Шутник! Надо заставить Самогудову с Перескоковым заплатить
за коровник, — подумал я. — У них денег навалом… Хотя что они теперь
стоят, эти деньги?..»
— Дедушка, а мы вообще-то где? — спросил Стас
как-то очень наивно.
Старик задумался, прищурился и откликнулся вопросом на
вопрос:
— А куда летели?
— На Дальний Восток.
— О-хо-хо! — хрипло засмеялся старик. —
Малость не долетели.
— Сколько? — уточнил Стас.
— С пол-России где-то.
— Дедушка, — взмолился Стас, — скажите же, наконец,
где мы?!
Пастух встал покартиннее прямо, как какой-то Гэндальф,
оперся на посох и гордо сообщил:
— Томская это область, ребятки. Земля сибирская! Добро
пожаловать в Кожевниковский район, село Киреевск.
Переползая через выбоины, чуть в стороне от нас к пылающему
коровнику неспешно подрулил уазик с брезентовым тентом.
— А вот и директор наш пожаловал, — приглушенно
объявил дед, сделал шаг в тень и исчез, словно сквозь землю провалился.
Из машины, громко матерясь, вылез небритый мужчина в белой
кепке пирожком. Яростно хлопнув дверцей, он двинулся к нам, шлепая по лужам
кирзовыми сапогами.
— Мать-перемать! Что же это творится-то! — рявкнул
директор. За ним из машины выскочил сухонький дедок с портфелем под мышкой и,
придерживая на голове шляпу, засеменил вслед.
— Где Палыч, мать его через колено?! — прокричал
директор издалека.
— Да! — словно передразнивая его, скрипучим
голоском вторил старичок. — Где эта сволочь?
— Вы ищете пастуха? — догадался я. — Дедушку
с палкой?
— Где он?! — прорычал в ответ краснолицый и вдруг,
безумно оскалившись, уставился в одну точку, где-то за нашими спинами.
— Только что был здесь, — честно ответил я,
растерянно оглядываясь. Но директор смотрел на коров.
Вдруг, раскинув руки, хищно растопырив грубые трудовые
пальцы, он вприпрыжку побежал к ним, радостно крича:
— Коровки! Коровки мои! — Животные, мирно
пасущиеся на полянке, оторвались от травы, перестали жевать и попятились, а
директор, поравнявшись с ними, продолжал: — Где эта старая сволочь,
буренушки?! Покажите мне его! Дайте я его рас-це-лую!
Тут он сорвал с головы кепку, швырнул ее под ноги и,
затаптывая ее грязными сапогами, принялся плясать, выкрикивая:
То не лес трещит,
Да не комар пищит!
Это кум до кумы
Молоко тащит!..
— Директор у нас человек музыкальный, — гордо сообщил
старичок-помощник.
Я озадаченно посмотрел на него, а потом вновь на начальника,
который выкрикнул финальное: «…Поцелуй ты меня, кума-душечка!» и за неимением
пастуха принялся обниматься со слегка оторопевшими крупнорогатыми.
— Я-то думал, хуже, чем в Москве, уже нигде не может
быть, — пробормотал изумленный Стас. — А тут уже совсем дикость
какая-то… Окончательно уже одобрели…
— А вы чьи, собственно, будете? — подозрительно
прищурился старичок-секретарь.
— Что значит «чьи»? — удивился я.
— Вы, случаем, не космонавты? — продолжал
расспросы старичок, опасливо обходя нас кругом.
— Не-не, мы музыканты, — выручил меня Стас. —
Мы в самолете летели. На гастроли.
— Да ты че?! — обрадовался старичок. —
Артисты, значит. А мы уж, грешным делом, думали «Буран» к нам приземлился. У
нас тут частенько, знаете, с Байконура что-нибудь падает. Спасу нет от этих
ступеней…
Косолапый директор тем временем снова растопырил руки и
побежал к нам. Я испугался и хотел уже броситься наутек, но тот резко сменил
траекторию и с разбегу заключил в объятия вновь появившегося из тени пастуха.
— Палыч! Палыч, сукин ты сын! — радостно рычал
председатель. — Чтоб я без тебя делал, Дмитрий, ты мой, Павлович?! Ни
одной буренушки не потерял! Всех до одной от погибели спас!
— Да если б эта дура на пять минут раньше грохнулась,
от них бы вместе со мной одни шашлыки остались, — скромно посетовал
терзаемый в объятиях дедок. — Жалко вот только коровник сгорел…
— Да и хрен с ней, с этой рухлядью! — махнул рукой
председатель. — Я его уже и сам, грешным делом, подпалить хотел. Мы тебе
новый, из шлакоблока, построим! Ни одна дрянь космическая его не пробьет!
— Петр Петрович, так ведь вот тут какое дело, —
вмешался помощник. — Не «Буран» это вовсе, а звезды из Москвы к нам
пожаловали.
Председатель замер и в недоумении нахмурился. Потом
посмотрел вниз под гору, на белую измятую колбасень нашего лайнера.
— На ракете, что ли? — спросил он.
— Не, — подал голос Стас. — Это самолет.
Просто у него крылья отвалились. И хвост.
— А-а, вон оно что, — добродушно кивнул председатель,
и глаза его засверкали, как у любопытного ребенка. — А кто там, внутри?
— Да все! — гордо ответил Стас.
Директор расплылся в наивной улыбке. Но тут же сделал
недоверчивое лицо и с азартом спросил:
— Что, и Самогудиха, скажете, с вами?
— Ага, — покивали мы.
Председатель нахмурился и стал еще подозрительней.
— А Лелик при ней?
— С ней, с ней.
— И Комбинезонов?!
— Да, — подтвердил я. — И он с нами.
— А Петросяна у вас, случайно, нету? — от волнения
с придыханием подал голос старичок-секретарь.
— Нет, — признался я честно. — Юмористы с
нами вроде не летели.
— Только этот, — добавил Стас, — Грелкин.
