— Как это, нет фанеры?! — возмутилась
примадонна. — А чего они тогда с нами увязались?! Мы что, за всех
отдуваться должны?
— Ну, это не ко мне, — развел руками лысый
оператор. — Мое дело маленькое — аппарат настроить, — и он с
видом глубокой занятости склонился над звуковым пультом.
— Эй вы, продюсеры хреновы! — набросилась прима на
Перескокова и Шпулькина. — Вы-то куда смотрели?
— Лично я занимаюсь проектом «Тот-Того», — заявил
Перескоков, — а гастрольный директор этого тура — коллега
Шпулькин. — Он схватил нас со Стасом за руки и потянул за кулисы. —
Пора гримироваться и получать инструктаж!
Шпулькин покраснел и захныкал:
— Я тоже, я тоже хочу заниматься проектом! Но меня к
нему не подпускают! Меня буквально третируют! Превращают в мальчика на
побегушках!
— Ладно, успокойся, — пожалела его
примадонна. — Ты ни в чем не виноват. Уж о своей фонограмме каждый должен
был позаботиться сам. Ничего! Пробьемся и без этих бездарей!
За кулисами Перескоков завел нас в какую-то комнатку, вынул
из чемодана два костюма — один серебристый, другой — золотистый, и
сказал:
— Одевайтесь и помните: сегодня — ваше боевое
крещение.
— Что будем петь? — натягивая золотые штанишки,
спросил Стас с дрожью в голосе, и я прекрасно его понимал. Хотя нам и нужно
было только кривляться и открывать рот, волновался я ужасно. — Песенку
Леокадии?
— Нет, это здесь ни к чему, — махнул рукой
Перескоков. — Здесь нет ни радио, ни телевидения, и она все равно не
узнает, что вы ее обворовываете. Сегодня у вас дебют, так что ограничимся нашим
ударным номером — гимном «Ночной позор».
— Давайте! — выдохнул Стас почти благодарно.
Послышалось многоголосое гудение, шарканье шагов,
постукивание откидных сидений… Стало ясно, что зал заполняется зрителями.
— Теперь наденьте вот это, — продолжал Перескоков,
выдавая нам странные приспособления — что-то среднее между плавками и
собачей шлейкой, тех же серебристого и золотистого цветов.
— Что это?! — поразился я.
— Это изобретение коллеги Шпулькина. Креатив беспрецедентный.
Дистанционные мочеиспускатели. Вот эту трубку-бурдючок пропускаем между ног, а
вот этот пояс застегиваем тут… Видите, вообще незаметно! А вы думали, Лелик с
Грелкиным в самолете все взаправду делали? Как бы не так! Человеческий организм —
штука капризная, а нам в работе сбои не нужны.
— Что там, в этой трубке? — спросил я, смирившись
и приготовившись к самому худшему.
— Можешь успокоиться, — усмехнулся
Перескоков. — Ананасовый сок. Нам ведь нужно, чтобы был вид, а не запах.
Значит, так. Запомните: на микрофоне есть кнопка. Нажмете на нее, он включится,
и можете говорить с залом — здороваться, выкрикивать что-нибудь. Но как
только начнется песня, сразу жмите снова — отключайтесь. Ясно?!
— А с этим хозяйством как обращаться? — постучал
себя Стас по креативному приспособлению.
— Не парься, это не ваша забота. Дистанционные пульты
будут у нас за кулисами.
В зале послышались овации, а затем мощный зрительский хор
начал скандировать:
— Са-мо-гу-до-ва! Ком-би-не-зо-нов! Са-мо-гу-до-ва!
Ком-би-не-зо-нов!
— Пойдем посмотрим? — предложил Перескоков.
Мы выбежали из комнатки. Там, за кулисами, уже толпились все
наши, подглядывая за тем, что происходит на сцене. Мы со Стасом втиснулись
рядом и тоже уставились — каждый в свою щелку.
В зале был аншлаг. Тут сидели и дети, и старики, но больше
всего было здоровенных мужиков и баб среднего возраста. Мужики хлопали и орали,
а бабы деловито раскладывали на коленках принесенную с собой в сумках
снедь — вареные картофелины и луковицы — и разливали по стаканам
мутную жидкость.
— Неужели самогон?! — не поверил я своим глазам.
— Да не-ет, — успокоил меня Стас. — Вода,
подкрашенная молоком. Привычка у них. Ну, не могут они без этого. Как Веня без
сахарной пудры.
— Но как морщатся-то натурально! — заметил я,
когда один из мужиков на первом ряду, хыкнув, опрокинул стакан, охнул,
побагровел и занюхал рукавом. Вот это рефлексы!
Тут на сцену вышел Комбинезонов, и зал взорвался бурей
аплодисментов.
— Здравствуйте, здравствуйте, дорогие наши
сельчане! — начал он, и я заметил, как перед этим он тронул заветную
кнопочку микрофона.
— У-у-у! А-а-а! О-о-о!!! — прокричали зрители в
ответ что-то неразборчивое, но восторженное.
— Знали бы вы, как давно уже мечтал я вот так,
по-простому, выйти перед нашими тружениками села и спеть им, то есть вам, свои
самые любимые песни, — как по писаному врал ветеран сцены. Тем временем за
его спиной появились музыканты-аккомпаниаторы и стали делать вид, что
настраивают свои бутафорские инструменты. — Но столичная суета, она
затягивает, затягивает… — продолжал маэстро. — Однако есть на земле
справедливость, и есть некая высшая сила. И, как говорят в народе, не было бы
счастья, да несчастье помогло! Наша вынужденная посадка на вашей гостеприимной
земле сделала мою мечту реальностью. И песней, которая сейчас зазвучит, я хочу
выразить всю ту благодарность и любовь, которую я к вам испытываю…
Комбинезонов нажал на кнопочку, отключая микрофон. Зазвучало
инструментальное вступление. Музыканты принялись усердно изображать игру, а
певец стал как-то затравленно озираться по сторонам. Мне показалось, он вдруг
растерялся, и вскоре я понял, в чем дело. Когда началась песня, артист так
четко задвигал губами, что у меня никогда и сомнения не возникло бы в том, что
он действительно поет… Вот он — профессионализм!
Но удивило то, что поет он женским голосом.
…Ах ты, родина моя
Под Полынь-звездою… —
хрипловатым сопрано примадонны «пел» перепуганный
Комбинезонов, —
Встречи с милым у ручья,
Песни козодоя!..
— Звуковики — дауны! — прошептал
Перескоков. — Фанеры перепутали!
И тут настоящим профи вновь показал себя Шпулькин.
— Грелкин! — зашипел он. — Грелкин!
Маскируйся под Комбинезонова! Выручай!
Тот показал пальцами нолик, мол, все будет о'кей, и кинулся
в гримерную. Буквально минуту спустя он выскочил из нее одетым в точности так
же, как мэтр, и даже лицо его за счет толстенных накрашенных бровей стало таким
же мафиозным. А еще миг спустя он скорчил постную гримасу, и теперь я реально
мог бы их перепутать.
Тем временем бедолага-ветеран с мрачным как туча лицом
кружился по сцене в проигрыше, голосом примы завывая:
А-а-а-а, а-а-а-а…
Когда он в очередной раз проносился мимо нашего края,
Перескоков и Шпулькин одновременно поймали его за полы пиджака и выдернули за
кулисы. Не успел он и рта открыть, как Грелкин сорвал с него парик, натянул его
на себя, выхватил микрофон и, выскочив из-за кулис, продолжил танец.
