Мы пожали плечами.
— На мужика, — сказал Стас.
— Так-то! — победно бросил Вольфрам и, не снимая с
лица загадочного выражения, упрятал фломастер под тогу. — Этот код
разгадал я сам.
После чего, болтая как ни в чем не бывало о разных
глупостях, он провел нас в столовую, где было уже накрыто.
Вокруг замечательно сервированного овального стола стояло
четыре мягких стула. Посредине, как главное блюдо, дымилась и благоухала
фарфоровая пельменница, а рядом стоял графин с жидкостью кофейного цвета. Это и
был хваленый бальзам. Только мы уселись, как в столовой появился официант и
стал повязывать нам салфетки и накладывать в миски пельмени. Когда он удалился,
мы принялись за еду. И пельмени, и бальзам были действительно восхитительны.
— А вы больше так не делайте, — погрозил нам
пальцем Перескоков с набитым ртом.
— Как? — не понял я.
— Без спросу не уходите, — объяснил он. — Я
же волнуюсь.
Внезапно официант появился вновь.
— Десерт прикажете сразу подать? — неприятным
скрипучим голосом спросил он.
— Что ты, братец, — после некоторой заминки
ответил губернатор. — Где ж это видано?.. — Он внимательно посмотрел
на официанта. — А-а, — понял он, — вы у нас новенький?
— Да, — замогильно отозвался тот. — Совсем
новенький.
— Ой! — вдруг пронзительно вскрикнул Перескоков,
уставился в тарелку и принялся нервно глотать пельмени один за другим.
Тут я обратил внимание, что официант поменялся. Тот был
щуплый и молодой, а этот — старый, лысый, но осанистый и с животиком. И
Перескоков явно его узнал. Да и мне эта фигура кого-то напоминала, но хоть
убей, не помню кого.
— Простите, как вас зовут, кто вы? — спросил я
напрямик, пряча под скатертью нож.
Воцарилось молчание.
— Ладно, — сказал наконец официант. — Хватит
ломать комедию. Меня зовут… — подчеркивая многозначительность момента, он
выдержал паузу. — Меня зовут Адамон Казимирович Перископов!
— Ой! — вновь взвизгнул Перескоков, теряя
самообладание, и принялся стенать: — Я пропал! Просто пропал! Пропал
совсем! Уж лучше бы я тогда прыгнул без парашюта…
— Заткнись, бестолочь! — огрызнулся на него
таинственный официант. — Тебе что было велено? Всем говорить, что продюсер
Леокадии — ты. А ты, сволочь этакая…
— Меня пытали! — всхлипнул Перескоков, указывая на
нас дрожащей рукой. — Миксером! — и, рыдая, он уткнулся лицом в
салфетку.
— Постойте, постойте! — вмешался я, выйдя из
ступора. — Так вы и есть настоящий продюсер Леокадии? Мы все-таки нашли
вас?!
— Еще чего! — рявкнул Перископов. — Это не вы
меня нашли, а я вас!
— Ну ладно, — согласился я. — Это с какой
стороны посмотреть. Главное, мы хотим узнать, почему все добреют от ее песенок.
— А вам какое дело? — вновь огрызнулся
Перископов. — Я вот, наоборот, хотел бы знать, почему вы не добреете?
— Я первый спросил.
— Эх, убить бы вас обоих, — вместо ответа прошипел
злодей. — Но моя госпожа велела только припугнуть вас. Чтоб не суетились
по поводу ее музыки и не совали свой нос куда не следует…
— Ага! — сказал Стас. — Значит, не вы
главный, а она? Тогда мы должны встретиться с ней.
Перископов немного помолчал, раздумывая, потом отцепил свое
левое ухо, поднес его к губам. На его пальце при этом блеснул массивный перстень
с крупным сиреневым камнем. Что-то побормотав, он прицепил ухо на место и,
словно прислушиваясь, закатил глаза.
— Нас устраивает ваше предложение, — сказал
он. — Моя госпожа предлагает вам провести с ней послезавтра совместный
концерт в Каире.
— Отлично! — вскричал Перескоков, моментально
ожив. — Свести таких звезд вместе! Все-таки я — гениальный продюсер!
— Ты-то тут при чем?! — недобро зыркнул на него
Перископов.
— На чем же мы доберемся до Египта в такие
сроки? — усомнился Стас. — На самолете мы не полетим, нам уже
хватило, а на поезде мы и за месяц не доедем.
Повисло молчание. Его робко прервал губернатор Вольфрам:
— Ну, собственно, у меня есть дирижабль.
Глава восьмая
Перископов — герой…
— Когда?.. — сдавленно прохрипел Перескоков,
поперхнулся и закашлялся. Все уставились на него. Он вытер пот, состроил
невозмутимую физиономию и, наконец, сумел спросить: — Когда вылетаем?
Вилка, которую он держал в руке, вдруг стала нервно биться о
край миски, он воткнул ее в пельмень и оставил в тарелке, а ладони спрятал на
коленях под столом.
— Немедленно, — сказал Перископов и окинул нас
жестким взглядом.
— Но позвольте! Я не могу отпустить гостей
голодными! — вмешался наш толстенький Понтий Пилат. — Это не
по-сибирски! Давайте закончим трапезу.
Перископов насупился, но промолчал.
— И нам еще поспать нужно, — подхватил Стас.
— В дирижабле выспитесь! — зло рявкнул
Перископов. — Сколько лету до Каира? — уставился он на Вольфрама.
— А сколько километров до него от Томска? —
спросил тот.
— Пять тысяч шестьсот тридцать два, — отчеканил
загадочный продюсер Леокадии.
— Ага, ага… — покивал губернатор. — Ну тогда
все зависит от ветра. А в сантиметрах не скажете? — сделал он крайне
заинтересованную физиономию.
— Полтриллиона шестьдесят три миллиарда двести… —
водя пальцем в воздухе, корячился Перископов, высчитывая, и вдруг
взорвался: — Дьявол! Вы что, дурака из меня делаете?! На кой черт вам
знать, сколько это в сантиметрах?!
— Просто хотелось проверить, как у вас с
арифметикой, — признался Вольфрам. — С географией — в порядке.
Перископов зарычал и сжал кулаки, но сдержался и почти
спокойно сказал:
— Хватит ваньку валять. Скажите лучше, с какой
скоростью летит ваш дирижабль?
— Новейшей конструкции цеппелин «Крюгер», подарок
городу от одноименной немецкой воздухоплавательной компании, развивает от ста
тридцати до ста семидесяти километров в час, в зависимости от силы и
направления ветра, — хвастливо заявил губернатор.
— А за какие заслуги вам его подарили? —
поинтересовался Стас.
— За то, что мы местное пиво «Крюгер» назвали.
— А почему вы его так назвали? — не унимался Стас.
— Чтобы нам дирижабль подарили, — не моргнув,
объяснил губернатор.
— Значит, лететь нам где-то сутки с половиной, —
не слушая их треп, прикинул Перископов. — Приемлемо. Немедленно прикажите
приготовить и подать нам вашу воздухоплавательную машину!
