— Один момент! — кивнул Вольфрам, подскочил к
тумбочке с доисторическим телефоном и, вращая металлический диск, набрал
номер. — Алло! Говорит губернатор. Мне с друзьями нужно срочно лететь в
Египет. Подгоните, пожалуйста, «Крюгер» к городскому саду. — Он
отвлекся: — Надо взять побольше провизии и подарков для египтян, —
сказал он нам радостно-заговорщицким тоном и опять приник к трубке. — Да,
и загрузите туда, пожалуйста, побольше кедровых шишек, рыжикового масла, только
обязательно из грибов, а не из каких-то там злаков, как вы мне в прошлый раз
подсунули… Сто берестяных туесков, десять наборов открыток «Томские трущобы» и
восемь петард. — Прикрыв рукой трубку, он пояснил: — Это так —
крокодилов попугать. — Он подмигнул и продолжил перечисление: — Еще
пять спичечных коробков с сибирской землей и две баночки с моей… Нет-нет,
этого, пожалуй, не надо. Все! Позвоните, когда нам выходить, ага? Ну, пока.
На протяжении всего этого монолога Перископова потряхивало от
злости, и как только трубка легла на аппарат, он взорвался:
— Да на кой черт нам все это нужно?!
— Вы плохо знаете сибиряков! — воскликнул
Вольфрам. — Мы на весь мир славимся своим гостеприимством и щедростью. Не
могу же я отправляться в Африку с пустыми руками!
— Как же вы полетите с нами? — вмешался
Стас. — А кто будет управлять губернией?
— А, — беззаботно махнул рукой тот. — Без
меня как-нибудь обойдутся… Не могу же я отпустить своих друзей в опасное
путешествие одних. — Он на миг задумался и сказал: — А знаете, я и
сам удивляюсь, что это со мной происходит. Раньше я точно никуда не полетел бы,
а теперь мне это кажется таким естественным…
— Ну, так вы ведь теперь добр… — начал Перескоков,
но, получив от продюсера Леокадии подзатыльник, подпрыгнул от неожиданности и
закончил: — …добрых друзей встретили, с ними — хоть на край света.
— Вот и я так думаю, — безмятежно отозвался
Вольфрам. — Возьму с собой кое-какие документы — законопроекты,
распоряжения — и в свободное время поработаю над ними… — сказав это,
он с удвоенным аппетитом принялся за пельмени.
В душных зарослях городского сада толпилось видимо-невидимо
зевак, собравшихся посмотреть, как рядом с парком на стадионе «Труд» надувается
огромный желтый огурец дирижабля. Освещенный десятком мощных прожекторов, он
уже висел над землей, покрывая тенью почти все футбольное поле. Под ним
раскачивалась на тросах гондола, похожая на вагон старинного трамвая. Ее окна
светились изнутри.
Под непрерывный блеск фотовспышек мы забрались по трапу
внутрь и прощально помахали томичам из окон. Салон был совсем небольшим, и,
если уж сравнивать с трамваем, то примерно в половину обычного вагона. Дизайн
внутри гондолы тоже был довольно скромный. Место пилота даже не было отгорожено
от десяти пластиковых пассажирских кресел, на каждом из которых лежали
свернутые серые шерстяные одеяла. Проход был завален коробками с подарками для
египтян, и, рассаживаясь, мы пробирались через них, выделывая самые немыслимые
акробатические номера.
Всего на борту дирижабля находилось семь человек. Мы со
Стасом в своих клоунских костюмчиках, Вольфрам с папочкой документов под
мышкой, чудовищный Перископов с животиком и, старавшийся теперь быть ниже травы
и тише воды, Перескоков. А также пилот дирижабля по прозвищу Кречет и, наконец,
наш личный телохранитель с ружьем, в темных очках и с забинтованной, будто ему
отдавили уши, головой. Время от времени я, проверяя, все ли у него в порядке,
дотрагивался до этой повязки и чувствовал, как она ритмично вибрирует. А если
приблизиться к ней ухом, можно было отчетливо услышать мрачные и тягучие
аккорды «Пннк Флойда». Повязка была намотана прямо поверх наушников.
Пятнадцать минут спустя мы начали медленно подниматься над
стадионом и именно в этот миг услышали снизу душераздирающий крик:
— А меня?! А как же я?!
Мы повысовывались из окон и увидели, что это кричит бедняга
Шпулькин, окруженный всей прочей столичной братией.
— А как же мы?! — завопила примадонна, ломая
руки. — Ведь это же наш общий, совместный проект!
— Не горюйте! — крикнул им Перескоков. — Мы
не забудем, сколько вы для нас сделали! Но стратегия продвижения требует от нас
временной разлуки! Временной! Подчеркиваю: временной!
— Хватит врать! — отпихнул его Перископов и
заорал: — Да кому вы нужны, чучела попсовые?! Посмотрите на себя в
зеркало, только не умрите со страха!
К счастью, дирижабль поднялся уже так высоко, что звезды
внизу вряд ли расслышали его оскорбительные откровения.
В салоне потушили верхний свет, включенными остались только
матовые бра на стенах, и вскоре город превратился в лужицу электрических точек
вдоль извилистой чернильной полосы томской реки. Потом мы неожиданно
погрузились во мглу облаков и отвлеклись от окон. Я зевнул и, в который уже раз
осознав, как смертельно устал, окинул наш полутемный салон взглядом.
Мерно шумел пропеллер. Посвежело, и все окна салопа были
теперь плотно закрыты. Водитель колдовал над приборной доской. Губернатор
трепался о чем-то с Перископовым, судя по напряженно-злобному выражению лица
последнего, проверял глубину его познаний в самых разнообразных областях.
Перескоков тупо уставился в непроглядную мглу за окном, и на лице его явственно
проступила печать обреченности. А наш телохранитель, наморщив лоб, сидел возле
самого входа так прямо, словно проглотил лом. «Пинк Флойд» — музыка
нелегкая, особенно для неподготовленного сознания.
— Странно это, Костя, — сказал мне Стас. —
Опять мы летим в Египет. Побывали в древнем, а теперь — в современный…
Потом он укутался в одеяло, закрыл глаза и миг спустя, развалившись
в кресле, засопел. Тогда я тоже хорошенько укрылся и прикорнул на его плече.
Пробуждение было отнюдь не таким идиллическим. Кабину
раскачивало из стороны в сторону, по стеклам хлестал дождь, а в салоне царила
паническая суета. Безмятежно спящим оставался только телохранитель у входа. «О
господи! Неужели опять авария?!» — подумал я, вспомнив самолет, и именно
это воспоминание заставило меня вскочить и пробраться к пилоту.
— Что происходит? Мы падаем?
— Нет, — отозвался тот, — но высоту теряем.
— А это не одно и то же?! Мы разобьемся?!
— Нет, — спокойно ответил пилот. — Мы
снижаемся довольно медленно. Меньше метра в секунду.
— А почему?
— Попали в грозу, в область низкого давления. Дирижабль
имеет огромную площадь поверхности. Он намок, сильно потяжелел, и подняться
выше туч, чтобы обсохнуть, мы теперь не в состоянии.
— Может быть, нам надо сбросить балласт? — спросил
я, кивнув в салон.
— Вы опять за свое?! — испуганно взвизгнул
Перескоков, который, как всегда, все слышал, а сейчас был особенно взвинчен.
— Я имел в виду коробки с подарками, — успокоил я
его.
