— Зачем Моисею одному такая палатища?! —
вполголоса спросил меня Стас по-русски. Как-то догадавшись, о чем он толкует,
один из наших провожатых пояснил:
— Это переносной храм. Мы тут молимся. А шатер старейшины —
вон. — Он указал на обычную полосатую палатку рядом. Возле нее у костерка
сидел старец.
— Акрид нашли, бездельники? — с ходу напал он на
наших проводников.
— Пока нет, учитель, — отозвались те. — Что
не поймаем, все невкусное… — и поспешно сменили тему: — А вы тут двум
чужеземцам понадобились.
— А мне они понадобились? — прищурился старик.
Те не знали, что и ответить, но он тут же над ними сжалился:
— Ладно, идите прочь. А вы, — обратился он к
нам, — присаживайтесь.
Мы немного смутились, но присели.
— Ну, рассказывайте, что там, в далеких странах,
делается?
— В далеких странах только и говорят, что про вас и про
ваш поход, — вдруг заявил Стас. — А правда, что, когда вы от фараона
бежали, море перед вами само расступилось?
— Ага! — обиженно сказал Моисей. — Так оно
само и расступится. Это я ему повелел силою божьей.
— А как это с точки зрения физики? —
поинтересовался мой неугомонный братец.
— Какой еще такой физики? Не знаю я никакой физики и
вам не советую. Значит, говорите, идет обо мне слава по свету?
— Идет, — покивал Стас. — Очень вас уважают.
— А есть-то будете? — неожиданно дружелюбно
улыбнулся старик.
— Да уж мы бы съели чего-нибудь, — согласился
Стас.
— И попили бы, — заметил я.
— И переночевать бы не отказались, — прибавил
Стас.
— Может, вам еще и ключи от ковчега?.. Ну,
ладно, — махнул Моисей рукой. — Айда в палатку.
Накормил он нас вкусно — бараниной, бобовой кашей и
чаем с медом.
— А зачем ваши там этих ловят? — спросил я.
— Акрид, — уточнил Стас.
— А-а!.. — покивал Моисей. — Это для
воспитания. В Египте народ мой сильно попортился: одни в грехах, в лени и
обжорстве погрязли, другие, наоборот, совсем в рабстве достоинство потеряли. А
некоторые — и то и другое. Вот, вожу их теперь по пустыне, мучаю
по-всякому, пока не перевоспитаются…
— И как, получается? — спросил Стас.
— Ну, не все сразу. Я же сам этот метод придумал.
Теперь вот проверяю.
После ужина Моисей объявил в нашу честь народные гуляния. У
его костра собралась молодежь и стала водить хороводы с песенками. Песенки были
заунывные и очень длинные. Я из вежливости делал вид, что слушаю с
удовольствием, но Стас терпеть не стал.
— Что-то песни у вас какие-то однообразные, —
сказал он. — Давайте я вас чему-нибудь повеселей научу?
Евреи пошептались и согласились:
— Давай. Только чтобы про Бога.
— Так не бывает, чтобы про Бога и повеселей, —
насупился Стас.
А я кое-что вспомнил и предложил:
— Стас, а может, Армстронга?
— Точно! — обрадовался тот. — Только это на
чужом языке, — обернулся он к Моисею.
Молодежь с надеждой уставилась на старосту.
— Смотря на каком, — строго сказал тот.
— На языке англов… и саксов, — заявил Стас.
— Хм… И про что там? — все так же сурово сказал
пророк. — А то вдруг какую-нибудь гадость петь будем, а сами и знать не
будем.
— Ну, они же просили про Бога. А там еще про то, как ты
евреев через пустыню водил.
— Ты серьезно? — не поверил старец и покраснел от
удовольствия. — Уже придумали? А как на их языке мое имя будет?
— Мозес.
— Мозес, Мозес… — сморщив лоб, повторил Моисей,
словно пробуя словечко на вкус. — Не слишком-то певуче. Ну ладно. Учи.
Молодежь обрадовалась, и полночи мы проорали эту песню,
причем под конец запев уже исполнял не Стас, а сам Моисей, хоть англосаксонские
слова и давались ему с трудом.
— Ты мне потом перевод напиши, — сказал он. —
Я на наш язык переложить попробую…
Проснулся я рядом со Стасом под открытым небом. Я точно
помнил, что уснули мы в шатре. Но сейчас его над нами не было. Я сел и сразу
понял, в чем дело. Лагерь сворачивался, почти все палатки были собраны, а толпа
иудейских священнослужителей заканчивала разбирать переносной храм. Значит,
сумев нас не потревожить, убрали и наш шатер.
Я разбудил Стаса, и мы решили посоветоваться с Моисеем, как
нам быть дальше. Объяснить, кто мы и откуда, обычному человеку было бы сложно,
но он-то все-таки пророк. Но он как раз руководил разборкой храма и отвечать на
все наши вопросы отрядил помощника Ахаза. Нам это не слишком-то понравилось, но
зато отпала необходимость что-то объяснять. Вместо этого мы, наоборот,
принялись расспрашивать.
— Кто сейчас в Египте правитель? — спросил я.
— О-о, — нахмурился Ахаз, — даже и говорить
неохота.
— Почему? — удивился Стас. — Очень злой
фараон?
— Все фараоны — злобные твари. Неменхотеп вообще
нас просто достал!
— Неменхотеп?! — хором воскликнули мы со Стасом.
— Да, так звали предыдущего изверга, — серьезно
продолжал Ахаз. — Но его мы еще терпели. Однако недавно Неменхотеп был
околдован двумя чародеями, самолично сварил себя в жертвенном котле, и скоро из
него сделают мумию… Так у них тут принято. А на трон теперь взошло уже совсем
ужасное чудовище — получеловек-полукот.
— Сфинкс?! — догадался я.
— Вот именно, — мрачно кивнул Ахаз. — Этого
мы уже не выдержали и из Египта свалили.
— Знаешь народную примету: где Шидла, там и
хроноскаф, — сказал мне Стас радостно, — а где хроноскаф, там и
Кубатай со Смолянином!
— Ахаз, а далеко уже вы от Египта ушли?! — спросил
я.
— Да нет, тут, наверное, меньше дня пути. Мы же не
спеша идем. То с храмом возимся, то акрид ищем…
— А ты мог бы нас к фараону проводить?
— Я бы на вашем месте лучше к нему не ходил, —
поморщился Ахаз. — Он же, говорят, людьми питается. Евреев, говорят,
особенно любит, они потому что вкуснее всех.
— Да брось! — воскликнул Стас. — Он
хороший!.. — Ахаз уставился на него подозрительно, а Стас, ничего не
замечая, продолжал: — Понимаешь, когда мы были маленькие…
Я тихо одернул его:
— Стас!
— …Сфинкс тоже был маленьким, совсем еще
котенком, — ни на миг не снижая темпа, принялся он врать. — Мы его
подобрали, напоили молоком и все такое. Короче, он наш должник на всю жизнь, и
если мы его попросим, он людей есть не будет. Даже евреев. Проводишь?
