— Да? — скривился Ахаз. — А ты знаешь,
сколько в день таких желающих подходит? Как что не так — бегом к фараону.
А фараоны, между прочим, уже несколько веков без протекции не принимают.
— А если быть настойчивыми?
— Что касается настойчивых, то крокодилы в придворном
зверинце только ими и питаются… Не-ет, так не пойдет… Может, деньги у вас есть?
Драгоценности какие-нибудь?
Мы со Стасом дружно помотали головами.
— Эх, шагать моим соплеменникам до рассвета, —
вздохнул Ахаз. — Пойдемте. У меня тут неподалеку один знакомый лавочник
живет, он много лет во дворец туалетный папирус поставляет. Может, он
что-нибудь посоветует, в крайнем случае даст чего на мзду. Он в этих делах
неправедных собаку съел.
Мы свернули обратно в закоулок.
— А с чего ты взял, что он нам станет помогать? —
спросил я.
— А пусть попробует не помочь, — отозвался
Ахаз. — Он ведь из тех, самых хитрых, евреев, которые не ушли с Моисеем, а
остались тут и косят под египтян. Но если разоблачат — погром будет.
— Так ты будешь его шантажировать?
— Ну, шантажировать… Скажешь тоже. Так, родню напомню.
— А если он нас же и выдаст?
— Тогда его все равно спросят, почему мы пришли именно
к нему. А ему это надо? Вот, кстати, его хибара.
Честно говоря, «хибара» эта показалась мне посимпатичнее
помпезного фараоновского дворца. Причудливой формы дом из красного кирпича
напоминал загородный коттедж среднего российского чиновника, не хватало только
тарелки спутниковой антенны на крыше. Ахаз снял с лица повязку, поднялся на
крыльцо и подергал за шнурок. Открылось маленькое квадратное окошечко.
— Привет, Мордыхай, — подмигнул наш провожатый.
— Ахаз заходит, остальные ждут, — раздался
скрипучий мужской голос, и дверь приоткрылась.
— Я сейчас, недолго, — заверил нас проводник и
скользнул внутрь.
Действительно, не успели мы и словом перемолвиться, как
дверь распахнулась, и Ахаз появился на пороге с похожим на пирата пожилым
седобородым мужчиной в цветастой юбочке. Оба выволокли на крыльцо по большому
тюку. У Мордыхая я заметил на каждом пальце рук и ног по увесистой золотой
печатке. Видно, хорошо питаются при дворе фараона, раз на туалетном папирусе
можно так зарабатывать.
— Вам несказанно повезло! — воскликнул
Ахаз. — Хватайте вот это, — указал он на тюки, — и бегом за
нами.
Пока мы вчетвером неслись какими-то узенькими переулками, мы
узнали от Ахаза, в чем, собственно, дело. Оказывается, туалетный папирус
используется еще и для обертывания мумий. На днях Мордыхаю сделали крупный
заказ. Тушки погибших во время путча уже выпотрошили, чем-то пропитали,
подсушили и набили, а вот как раз сегодня — день обертывания и погребения.
Мордыхай приготовил папирус и отправил жену нанять на рынке носильщиков, а тут
вдруг мы подоспели.
— Да вас сам бог ко мне прислал, не иначе, —
радостно причитал торговец, то отставая, то забегая вперед, — и людям
хорошим помогу, и носильщикам платить не надо! Они сейчас, знаете, почем
берут?! Вай, вай, вай! Это просто разбойники какие-то, а не носильщики! Да,
плюс стражникам взятка, да жрецу откат, такие кругом поборы, заказу не рад
будешь!
Ко дворцу мы выскочили с обратной стороны, у служебного
входа.
— Побудьте здесь, — сказал нам Мордыхай,
остановившись метрах в пятнадцати от охраняемой нубийцами изгороди. — Мне
с этими обезьянами потрещать надо.
Он просеменил вперед, пошептался со стражниками, сунул им
увесистый мешочек, а затем махнул нам рукой:
— Поехали!
— Ну вот и все, — сказал нам Ахаз. —
Поручение пророка я выполнил, за вас я спокоен, теперь можно и к своим бежать.
А то мы так до Палестины вообще никогда не дойдем.
— Дойдете, дойдете! — заверил его Стас.
— Да? — обрадовался Ахаз. — Скорей бы уж!
— А сколько тебе сейчас?
— Тридцать.
— Н-да… — протянул брат смущенно. — К
семидесяти доберешься.
— Ну, спасибо на добром слове, — поскучнел Ахаз.
— Мы же не виноваты.
— Кстати, — поспешил сменить тему Стас и сунул ему
клочок папируса, — передай Моисею. Это перевод песни.
— Отлично! — обрадовался тот. — Пророк на
музыку положит, вся пустыня от Азии до Африки орать будет!
И он со всех ног помчался обратно.
— А что, — невозмутимо заметил Стас, — все
правильно. Армстронг ведь эту песню не сам придумал. Она древняя, негритянская…
Следуя за Мордыхаем, мы тащили тюки сперва коридорами
дворца, а затем по гранитной лестнице и по подземному ходу, пока не оказались в
пропитанной терпкими благовониями пещере. Освещена она была десятком факелов, и
картина нашим взорам предстала похожая на кадр американского триллера.
На семи каменных столах лежали человеческие тела, и с ними
возилась целая куча народу — что-то кроили и штопали. А между столами
прохаживался человек в мантии и нараспев бормотал молитвы, размахивая
гигантским кадилом. Иногда он перебрасывался с древними таксидермистами
короткими репликами. Видно, он был тут главным.
— Пошли отсюда, — шепнул мне Стас, когда мы
поставили тюки на пол. — Смотреть тошно…
Но не успели мы сдвинуться с места, как человек с кадилом
оказался прямо перед нами, и его лицо показалось мне знакомым.
— А, торговец! Наконец-то! — встретил он
Мордыхая. — Еще бы промедлил с полчасика, и не миновать бы тебе темницы!
— Вы уж простите меня, господин верховный жрец, —
принялся раболепно кланяться тот.
Услышав это звание, я сразу вспомнил: это же Гопа —
советник фараона от южных земель!
— Вот, еле нашел носильщиков, — продолжал
оправдываться торговец. — Кстати, транспортные расходы мы в договоре
оговорить забыли. Не изволите ли добавить справедливости ради?
— Пошел вон, лавочник! — рявкнул Гопа. —
Убирайся, пока я не приказал бросить тебя в клетку ко львам!
— Понял, понял, я понятливый, — запричитал
Мордыхай, пятясь к выходу, и исчез в проеме. Мы двинулись было за ним, но Гопа
остановил нас:
— А вы погодите. Распакуете тюки, поднесете сколько
надо папируса к столам, на которые я укажу, тогда и пойдете. Поняли?
Мы со Стасом синхронно покивали головами.
— А чего молчите? Немые, что ли?
Мы покивали опять, потому что разговаривать с Гопой нам не
хотелось. Конечно, сейчас нас ему узнать было трудно, ведь хоть он и видел нас
всего несколько дней назад, старше мы стали на несколько лет. Но кто знает, чем
бы мы могли себя выдать, если бы заговорили.
