Поесть нам принесли почти сразу — куски сушеного мяса,
вазу с фруктами и плоский глиняный сосуде водой. От всего этого мне стало
как-то не по себе. Когда за тобой гоняются и пытаются убить, что-то происходит
и есть надежда. А вот тут — безнадега полная: где мы, не знает никто, и
надеяться нам не на что.
— Спасители человечества из нас, Костя, все-таки
никакие, — заявил Стас, плотно покушав и развалившись на циновке. — И
чего мы так напугались этого подобрения? Лучше уж добренькие, чем такие, как
Гопа. Добренькие-то небось нас в темницу не бросали.
— А как насчет вымирания?
— Вот как раз тут мы могли бы помочь
человечеству, — оживился Стас. — При четком подходе к делу мы могли
бы оплодотворять по… — он на миг задумался, — …по пятнадцать —
двадцать самок… То есть девушек в день. Нас двое, это, выходит, сорок. Сорок на
триста шестьдесят пять, это получается в год, в год… — Он повернулся на
бок и принялся чертить пальцем цифры на пыльном каменном полу.
— Мы что, быки племенные?! — возмутился я.
— Нет, конечно, но чего не сделаешь ради спасения мира?
— Стас. Ты забыл про Леокадию.
— Леокадия, конечно, девка классная, — кивнул
Стас, — но ведь она всего одна, а тут, э-э, четырнадцать с половиной тысяч
девушек в год получается. На двоих.
— Я имею в виду, ты забыл про инопланетную
агрессию, — разозлился я. — Вспомни, что Перископов рассказывал.
Леокадия подчиняет себе миры. Если бы мы даже целыми днями только и делали,
что, как ты выразился, «оплодотворяли бы самок», человечество мы все равно не
спасли бы.
— Ну да, — поскучнел Стас. — К тому же там
уже во втором поколении все родственниками были бы, а это нехорошо. Хотя есть
ведь еще глухие, и их тоже можно было привлечь… Но что теперь об этом
говорить, — вздохнул он, откинулся обратно на спину и замолк.
Днем от нечего делать мы поспали, потом поужинали. Еду нам
подсовывали в специальную щель под дверью, потому сосуд с водой был невысокий,
но широкий, похожий на пепельницу. Примерно такой же формы были и наши «ночные
вазы».
Я уж не помню, о чем мы болтали там вечером в полутьме, но,
думаю, разговор наш был не из веселых. Вдруг заскрежетал засов, дверь
распахнулась, и на пороге мы увидели несколько человек с факелами в руках.
Мы вскочили. Я с испугом подумал о том, что Гопа вполне мог
передумать и решить избавиться от нас окончательно. Один из явившихся шагнул
вперед, вытянул руку с огнем и внимательно нас осмотрел.
— Так и есть! — воскликнул он. — Это они. Но
как быстро они повзрослели! Тут без магии не обошлось!
Потом он осветил свое лицо:
— А вы меня узнаете?
Лично я не узнал. Типичный древний египтянин средних лет.
Стас тоже наморщил лоб, но промолчал.
— Я — Ашири, советник фараона Неменхотепа от
Севера! — воскликнул пришелец. — Я пришел спасти вас из заточения и
отвести к великому Осирису, который ныне правит Египтом.
— Это хорошо! — обрадовался Стас. — Это ты
здорово придумал!
— Правда?! — засиял Ашири. — А вы скажете
Осирису, что это я вас спас, ладно? — добавил он заискивающе. — А вот
Гопа с Доршаном — предатели.
— Скажем, скажем, — заверил я, — и попросим
его сделать тебя главным советником!
— Я так и думал, что мы поймем друг друга! —
воскликнул Ашири. — Айда к сфинксу.
— А откуда ты про нас узнал? — спросил я его уже
на лестнице.
— Не всем мастерам мумифицирования нравится, что над
ними поставили подлого жреца Гопу, — отозвался тот.
А, ну понятно. Какой дворец без интриг? И подтверждение этой
мысли не заставило себя долго ждать. За одним из поворотов коридора нас
поджидала кучка вооруженных воинов.
— Куда это ты, советник, повел прислужников
Сета? — спросил возглавлявший их Доршан. А из-за его спины выглянул Гопа:
— Выслужиться решил, да?!
— Прочь с дороги, изменники! — крикнул Ашири, ко
голос его прозвучал не слишком-то уверенно. — Дайте мне пройти к фараону!
— Иди! — выставил перед собой копье Доршан. —
Давай, давай! Что же ты не идешь?
Еще миг, и между воинами завязалась драка. Но ни один из них
не успел ранить другого, когда в коридоре раздалось сердитое рычание.
Перепуганные стражники опустили копья, распахнулась одна из дверей, и из нее
выступила внушительная фигура сфинкса.
— Кто смеет мешать мне спать?! — рявкнул Шидла. А
это, конечно же, был именно он. Вот только с гривой его было что-то не так. Я
пригляделся и понял, что вся она накручена на бигуди.
— О, несравненнейший из несравненных, о сиятельнейший
из сиятельных… — забормотал Гопа, когда все, кроме нас со Стасом, рухнули
на колени.
— Короче! — гаркнул Шидла.
— Мы тут к тебе ведем твоих слуг, — указал на нас
хитрый жрец, — а бывший советник Неменхотепа от непослушных Северных
земель грязноликий Ашири пытается нас остановить.
— Это я веду к тебе слуг! — возмутился Ашири. —
Это он мне мешает!
— Молчать! — рявкнул сфинкс, придвинул к нам
морду, раздул ноздри и принюхался. — Костя?! Стас?! — воскликнул
он. — Глазам своим не верю! Но нос не обманешь!
Слава богу, Шидле не придется доказывать, что мы — это
мы!
— Ура! — закричал Стас и бросился обнимать нашего
любимого сфинкса, но тот остановил его: — Погоди, погоди, человеческий
детеныш… Хотя какой ты уже детеныш… Давай-ка сначала разберемся с этими, —
кивнул он на египтян. — Так кто вас вел ко мне, а кто не давал?
* * *
Спустя несколько минут довольный Ашири уводил обезоруженных
Гопу, Доршана и их людей в темницу, а мы обнимались с Шидлой.
— Ну, как тебе тут, нравится? — перейдя на
всеземной, спросил я, почесывая сфинксу за ушком. — Как кошки?
— Кошки? Мур-р… Кошек у меня много, — промурлыкал
Шидла. — Рыжие, трехцветные, полосатые!.. На Венере я о таком и мечтать не
смел. И если бы только кошки. У меня в зверинце есть еще и тигрицы, и львицы, и
пантерицы…
— Пантеры, — поправил его Стас, поглаживая
серебристую гриву с бигуди. — Извращенец! — Как будто бы не он пару
часов назад собирался оплодотворять по двадцать самок в день.
— Ну, — смутился Шидла, — вам, изнеженным
людям, этого не понять. Вы не представляете, как замечательно, когда они одного
с тобой размера…
— Представляем, представляем, — заверил его Стас.
— Пошли ко мне, — махнул лапой Шидла, и мы
двинулись за ним. — После венерианской пустыни тут просто рай, так это у
вас, кажется, называется. А какая тут трава растет!
— Какая еще трава?! — выпучил глаза я.
