— Вот и пришла пора вам отдохнуть, мальчики, —
сказала она, входя вместе с нами в очередной зал, похожий на павильон
музыкальной студии под высоким стеклянным потолком, над которым в ночи, мерцая
огоньками, струились потоки воздушного транспорта. — Отсюда транслируется
большинство моих публичных концертов. Давайте выполним один обязательный
ритуал, и вас проводят в спальню.
— Какой ритуал? — спросил я, ожидая подвоха. Но
все оказалось не так страшно.
— Я должна спеть для вас, — почему-то грустно
ответила она.
— Здорово! — воскликнул Стас. — Прямо вживую?
И прямо для нас?!
— Да, — подтвердила Леокадия. — Согласно
традиции, за нами будут наблюдать зрители. Но я постараюсь забыть об этом и буду
петь только для вас.
Что-то тут было не так. У меня возникло такое ощущение,
словно она прощается с нами. Принцесса взмахнула рукой, и зал заполнила
музыкальная ткань, сотканная из непривычных акварельных звуков с преобладанием
какого-то щипкового инструмента.
Принцесса закружилась в медленном, похожем на менуэт, танце
и легко воспарила над полом, словно бы став совсем невесомой. Я этот трюк видел
и в ее клипах, но был уверен, что это компьютерная графика. Не прекращая танца,
Леокадия запела. Ее чистый, почти детский голос завораживал, а мелодия была
неуловимой и странной:
Ветер осенний, царь дуновений,
Мир — твой печальный трон.
Помнишь ли, ветер, дол на рассвете,
Лютни прелестный звон?
В небо летели нежные трели,
Вздохи и смех в садах.
Дни и недели длилось веселье,
Но унеслись года
в никуда
без следа.
Ассоциативно иллюстрируя песню, под куполом студии появилось
множество таинственных голографических фигур, танцующих вместе с принцессой,
они кружились вокруг нее, словно подхваченные вихрем.
Ветер осенний, царь дуновений,
Ты — мой последний друг,
Песней правдивой твой сиротливый
Пусть раздается звук.
Светлым обманом, томным дурманом,
Верой покой смути.
Верой в цветенье, птичье пенье,
В то, что весна в пути,
чтоб прийти,
нас спасти.
Когда она приземлилась перед нами, мы со Стасом, признаюсь,
оба застыли в легком ступоре, завороженные ее голосом, пластикой и красотой
мелодии. По сравнению с этой все ее земные песенки были просто дешевыми
поделками.
— Если вас ударили по одной щеке, что нужно
сделать? — строго спросила она вдруг.
— Подставить другую, — отозвался Стас.
Кивнув, Леокадия потрепала его по голове, так, словно
гладила добрую собачку. Потом протянула было руку и ко мне, но тут же
отдернула, потому что я ответил:
— Надо дать сдачи.
Я все понял. Она с чего-то решила, что после этой ее песни
мы обязательно подобреем.
— Почему вы отвечаете по-разному? — спросила она,
переводя озадаченный взгляд теперь уже серых глаз с меня на Стаса и обратно.
— Он ответил так, как учит христианская религия, —
пояснил я. — А я — так, как мы поступаем на самом деле. Можешь не
проверять, он, как и я, не изменился.
— Вы слышали?! — воскликнула Леокадия, как мне
показалось, с торжеством в голосе, задрав голову и обращаясь к невидимым нам
зрителям. — Мои чары не подействовали на них! Отныне Леокада видит в них
равных и полноправных представителей Земли!
Она опустила взгляд на нас.
— И как вы это делаете?! — спросила она
взволнованно. — Что вы используете? Бывает, что некоторые особо стойкие
особи не поддаются моему воздействию в трансляции, но чтобы вот так, в
непосредственной близости… Как это вам удается?
— Я думаю, это браслеты-оживители сфинксов на нас так
подействовали, — заявил Стас.
Ну кто его за язык тянет? Совсем голову потерял!
— Браслеты-оживители? — повторила принцесса,
нахмурившись. — Кажется, я понимаю, о чем вы. Человек, который явился на
Леокаду и попросил нас о помощи от лица всего земного человечества,
неспособного справиться с собственными страстями, был в ужасном состоянии. Он
оставался живым только благодаря двум удивительным браслетам.
«Неменхотеп! — догадался я. — Выходит, это он все
устроил!»
— Один браслет он любезно предоставил для исследований
нашим ученым, — продолжала принцесса, — и они, выяснив принцип его
действия, создали более совершенную модель дистанционных регенераторов.
Вот. — Она подняла руку и показала нам кольцо с сиреневым камнем. Тут
только я вспомнил, где видел почти такое же, только помассивнее: на пальце у
Перископова. — Но от чар этот прибор защитить не может, — закончила
она. — Проверено.
«Действительно, — вспомнил я. — Браслеты-то не
только мы надевали. Папа ими сломанный в детстве нос исправил, а мама от
аллергии избавилась. И все равно оба от песенок Леокадии подобрели». Но мне не
хотелось признаваться принцессе в том, что мы и сами не знаем причину нашей
стойкости к ее чарам.
— Слушай, — сказал я. — Раз ты признала нас
равными, давай наконец поговорим о том, зачем мы тут появились.
— Давай, — кивнула она. — Чего вы хотите?
— Чтобы ты избавила Землю от подобрения.
— Это невозможно, — покачала она головой. —
Все миры, где разумные существа убивают друг друга, будут изменены. Поверь, мы
совершаем это не для себя, мы ведь никого не захватываем. Мы лишь делаем другие
народы лучше.
— Кстати, да, — встрял Стас.
Вот тебе и раз. Неужели он настолько втюрился, что ему уже и
на Землю наплевать стало?..
— А ты помолчи! — прикрикнула на него Леокадия.
Стас насупился. — А ты, — вновь обратилась принцесса ко мне, —
ты просто уперся и не желаешь слышать голос разума.
— Зачем мне что-то слушать, если я все видел? Вы
приходите на планету, делаете ее жителей добренькими, и они перестают
размножаться. Ведь так?
— Я ведь уже говорила, что не всегда… А может, им и не
надо размножаться, если они такие плохие?! Мы наводим во Вселенной порядок.
Тем, кто недостоин, не место в ней!
Я хотел было спросить ее, кто она такая, чтобы решать, кто
достоин жить, а кто недостоин, но она остановила меня взмахом руки:
— Подожди, не продолжай. Этот спор не имеет смысла. Ты
хотел знать, можно ли избавить Землю от подобрения? Я отвечу. Есть одно
средство. Но только одно. По древней традиции свобода воли сохраняется народам
лишь двух миров. Миров принцессы и принца Леокады.
Она замолчала. А я ничего не понял. Каких двух миров? А вот
Стас догадался.
