— Здесь я, здесь! — раздался голос из
подземелья. — Куда же я отсюда денусь-то, Смолянинчик?!
— Ну вот и славно! — крикнул переводчик. — А
я тут к тебе гостей привел!
— Каких еще гостей?! — Голос прозвучал
настороженно. — Я же тебя просил! Не надо мне никаких гостей! Эх,
ты… — Свет в проеме люка погас.
— Хороших, хороших гостей, — заверил Смолянин и
подтолкнул нас к отверстию. — Спускайтесь!
Взволнованный Стас с букетом и я с мешком — за ним
полезли вниз.
— Стоять! Ни с места! — раздался вопль из темноты,
стоило нам коснуться ногами пола. — Еще шаг, и за себя не ручаюсь!
— Кубатайчик, успокойся, — безмятежно сказал
Смолянин, спускаясь за нами. — Включи свет, и ты сам увидишь, что бояться
тебе нечего…
Вспыхнул тревожный синий огонек, в тусклом свете которого
шагах в десяти от нас стал виден широкий силуэт грузного человека.
— Ну и кто это такие? — спросила фигура Кубатая
все также подозрительно.
— Кубатайчик, — снова вмешался Смолянин, — я
же сказал тебе, если ты включишь весь свет, ты их и сам узнаешь.
— Только без глупостей! — приказал Кубатай, сделал
какое-то движение, и над нашими головами вспыхнула здоровенная люстра.
Комната, в которой мы оказались, была просторна и обильно
меблирована. Шкафы и стеллажи, столы и комоды, диваны и кровати, буфеты и
серванты… А в дальнем конце ее, прижавшись спиной к трюмо, с мумибластером в
руке стоял хмурый Кубатай. Время не коснулось ни его усатого лица, ни его
зеленой шевелюры… Но боже мой, как он потолстел! Этого не могла скрыть даже
наброшенная на его плечи просторная розовая накидка с кружевами.
— Что это… Что это у вас в руках? — срывающимся
голосом спросил он, указывая стволом мумификатора на букет.
— Это подсолнечник, — сдавленно пискнул
Стас. — А я — Стас. Стасик, из прошлого. Здравствуйте, дядя Кубатай.
— Ах! — покачнулся доблестный дэзээровец, и оружие
выпало у него из рук. — Держите меня, мне дурно… — и он стал сползать
вниз по стене. — Воды… Меня тошнит…
— Сейчас, сейчас! — опередив нас, кинулся к нему
Смолянин и, схватив с комода графин со стаканом, присел возле захворавшего
друга.
«Бульк, бульк, бульк», — проглотил воду Кубатай. Потом
выглянул из-за Смолянина и недоверчиво уставился на растение.
— Они что, настоящие?! — спросил он шепотом.
— Ну конечно, Кубатайчик, конечно, — заверил его
Смолянин. — Разве мы тебе поддельные принесли бы?
— Но это же… — Кубатай, кряхтя, поднялся и
двинулся к нам с протянутыми руками. — Это же чудо какая красота!
Схватив букет и лучезарно улыбнувшись ему, он наконец
посмотрел на нас и воскликнул:
— Костя! Стас! Неужели это вы? Каким ветром вас надуло?
Улыбаясь, рот до ушей, Стас заявил:
— Так по-русски не говорят, — хотя мы и болтали
вовсе не на русском, а на всеземном. — Нас ветром пригнало. А надувать,
это… — Он сунул цветы Кубатаю в руки и изобразил губами, как будто надувает
шарик: — Ф-фу, ф-фу, ф-фу… — делая такие движения, как будто тот в
его руках становился все больше. — Это, скорее, вас надуло, — кивнул
он на кубатаевский живот.
— Да? — зарумянился тот. — Так заметно?
— Еще как! — заверил Стас. — Что это с вами?
— Давайте потом, — жеманно всплеснул руками
Кубатай. — Я вам все расскажу. Давайте сначала поговорим о вас… — Но
он тут же переключился на подсолнух. — Нет, ну какая прелесть! —
помахал он цветами у себя перед носом. — Какая прелесть! Надо срочно
поставить в вазу! — и походкой суетливой гусыни он поспешно направился к
буфету.
— Значит, говорите, пригнало… — хохотнул Кубатай и
зачерпнул горсть семечек из мешка, когда мы наконец устроились в креслах возле
журнального столика, поставили на него вазу с подсолнухом и приготовились обо
всем как следует поговорить. — Как пригнало? Зачем пригнало?.. Хотя нет,
подождите! — воскликнул он. — Дайте мне сперва насладиться этим
чудом!
Он просеменил к широченной двуспальной кровати с балдахином,
улегся и нажал кнопку на спинке. Зазвучала тихая мелодия, на балдахине замигали
цветные огоньки.
— Погасите свет! — попросил он.
Смолянин послушно отключил люстру, Кубатай закрыл глаза и
несколько минут сосредоточенно лузгал семечки под музыку, выплевывая шелуху в
кулак.
— Это тебе Шидла прислал, — вспомнил Стас.
— Ай, молодца! — отозвался Кубатай, не прерывая
своего занятия. — Вот не знал, что он так ко мне внимателен. — А в
наш со Смолянинчиком цирк так и не зашел ни разу…
— В какой цирк? — поразился Стас.
— С пингвинами. На Венере. Было у нас такое задание.
— Мы Шидле много о тебе рассказывали, — пояснил я.
— Угу, угу… — промычал Кубатай. Некоторое время
слышалось только потрескивание и шуршание шелухи. Наконец он сел, свесив с
кровати ноги, и разлепил глаза.
— Волшебно, — сказал он. — Неописуемо.
Включай свет, — кивнул он переводчику и вернулся к нашему столику. —
Ну, так чему обязаны мы такой радости — лицезреть вас снова? —
спросил он меня.
— Если честно, Кубатай, мы прибыли сюда специально за
тобой, — начал я.
— Да? — спросил он, но мне показалось, что он
думает о чем-то своем.
— Нам кажется, что только ты можешь спасти
Землю, — продолжил я.
— Ага, — сказал Кубатай. — Вот, значит, как…
— У нас, в нашем времени, случилась беда, — сказал
я, чувствуя себя так, словно говорю все это в глухую стену.
— А вы знаете, — сказал Кубатай, как бы вдруг
возвращаясь в реальность, — ощущение странное. Вроде понимаю, что раз они
настоящие, то вкус должен быть изумительным, а почувствовать это не получается…
Привык к синтетическим… И щелкать неудобно, искусственные-то очередью склеены…
— Кубатай, ты можешь о чем-то другом думать, кроме
семечек?! — рявкнул Стас.
— А?! Да! Могу! — встрепенулся тот. — Еще как
могу! Значит, говорите, беда у вас? Это хорошо! Смолянинчик, будь другом,
принеси-ка мне огурчик! Это мне Марьюшка насолила, — пояснил он нам
мечтательно. — Вку-усно! С хреном. Не хотите?
Смолянин прошлепал к холодильнику, а я посмотрел на Стаса.
— Слушай, — сказал я ему. — По-моему, зря мы
сюда приехали.
— Нет, нет, нет, вовсе не зря! — воскликнул
Кубатай, схватил из рук Смолянина пупырчатый огурец и смачно хрустнул им,
откусив сразу половину. — Я вам обязательно помогу! — Он забросил в
рот вторую половину огурца и сжевал ее. — Несмотря ни на что! —
добавил он и постучал ладошками по животу. — Слово джигита!..
Смолянин, — снова обратился он к другу, — тащи всю банку!
