— Стас, ты успокойся, — сказал я. — Мне-то не
надо доказывать, что ты правильно сделал, что не прыгнул. Я это и так знаю.
— А кому мне еще доказывать?! — кипятился
Стас. — Этой-то ничего не докажешь! Она вообще ничего не соображает!
Евангелием ее хотели охмурить! Ее охмуришь, пожалуй. Из нее христианка, как из
меня… Черепаха! Ой… — остановился он, вспомнив, как однажды Кощей
Бессмертный чуть было не превратил его именно в черепаху.
— Да, трудно тебе с ней будет, — заметил я.
— Что значит, мне «с ней будет»?! С чего это мне с ней
как-то должно быть?! Да пошла она знаешь куда?!
— Представляю, — сказал я. — Но давай
сформулируем корректнее. Скажем, «я разочарован». Так?
— Да. Вот именно. Я разочарован. И вообще, ты забыл,
где мы находимся? Какая разница, очарован я или разочарован, если мы
приговорены к пожизненному заключению, да, может, еще и загнемся тут
по-быстрому. Завтра начнут восхищать.
Да, он прав. Похоже, я уже настолько привык, что мы
постоянно попадаем в безвыходные ситуации и как-то всегда выкручиваемся, что
расслабился.
— Слушай, а правда, — поднял я тему, —
почему, куда бы мы ни попали — на Венеру, в Древний Египет, в Антарктику
или вот сюда, мы вечно оказываемся в плену или в тюрьме?
— Может, у нас карма плохая? — ляпнул Стас. Вот
тебе и христианин. — А может, просто потому, что тюрьма, плен — это
приключение, — продолжал он. — Пока мы дома сидим, в школу ходим, нас
ведь никто в тюрьму не сажает. А вот как приключения начинаются…
— Я бы даже сказал так, — поддержал я, — если
бы кто-то писал о нас книгу, он бы нас мимо тюрьмы точно не провел.
Мы переглянулись.
— Ты намекаешь на то, что мы снова в вымышленном
мире? — спросил Стас.
— Ну, допустим. Хотя я об этом не думал.
— Если это и так, то эта гипотеза нам ничем не поможет.
Мир уж какой есть, такой есть, за его пределы все равно не выпрыгнешь. Ты
когда-нибудь видел, чтобы какой-нибудь персонаж высунул голову из-под обложки
книги? Нет? Я тоже. Да и вообще, даже самый реальный мир — в каком-то
смысле все равно книга, которую пишет о нас Бог. Так что
вымышленный-невымышленный — для нас разницы нет. Мне это еще Решилов
когда-то объяснил. И можно об этом даже больше не разговаривать.
Ну что ж. Трудно было с ним не согласиться. Одно могу
сказать: автор этого мира, будь он Господь Бог или какой-нибудь второсортный
писатель-фантаст, тюрьму нам сочинил на этот раз довольно сносную. Спасибо ему.
Но Стаса, похоже, тема не оставляла, и он сделал вот что.
Встал посередине комнаты, поднял голову в потолок и сказал:
— Эй ты, автор! Или авторы. Сделайте-ка уже побыстрее
что-нибудь, чтобы нас отсюда поскорее выпустили! — После чего обернулся ко
мне и сообщил: — Богу как-то легче молиться. Пиетету больше. А тут так и
хочется сказать: «Эй вы, сволочи!..»
— Не надо, — только и успел я сказать, как в
коридоре раздался шум — звон ключей, скрип петель и гомон нескольких
голосов.
Мы кинулись к двери, приникли к решетке и увидели… О боже ж
ты мой! Мы увидели… Кубатая и Смолянина!!!
— Он услышал! Услышал! Кубатай нас спасет! —
заорал Стас и запрыгал как сумасшедший. А миг спустя чуть не свихнулся и я,
потому что вслед за дэзээровцами стражники втолкнули в тюрьму еще одного меня и
еще одного Стаса.
— Костя! Костя! — заорал Стас, тот, который сидел
со мной, сквозь решетку. Не мне, а второму Косте.
— Кто это?! — удивился тот и принялся озираться.
Причем говорил он по-русски.
— Это я, Стас!
— Это мой двойник, которого Неменхотеп сюда
отправил, — сразу понял Стас-два, — а Костя с тобой?
— Здесь я! — крикнул я.
— Ну а где им еще быть, если стоило нам тут появиться,
как нас сразу — в тюрьму? — сказал Костя-два. Сообразительный. —
Вот и их также. Ну, как вы тут?
— Нормально! — крикнул Стас. — Короче, с
Леокадией спорить бесполезно! Учтите!
— Идите, идите, — толкнул его один из
стражников. — Не велено разговаривать!
— Ты, козел! Ты че пихаешься?! — завопил
Смолянин. — Не трожь Кубатайчика! Не видишь, мужчина в положении!
Я во все глаза рассматривал себя через решетку, и мне
почему-то ужасно хотелось до себя дотронуться. Я бы сказал «возникло
непреодолимое желание», если бы оно не было легко преодолено дверью камеры.
— Судя по форме, — вторил Смолянину
Кубатай, — вы — военнослужащие, не так ли? История учит, что воины
всех без исключения армий, во все века, с особой бережностью относились ко
всему, связанному с материнством… Древнеримский историк Плиний сообщает, что во
время длительных походов римских легионеров…
Но дослушать поучительную историю генерал-сержанта о римских
легионерах мы не смогли, так как скованных наручниками дэзээровцев и наших
двойников протолкали вперед, и мерное бормотание Кубатая, смешавшись с эхом
сводчатого коридорчика, стало неразборчивым.
Стас посмотрел на меня странным взглядом.
— Я хочу его потрогать, — сказал он.
И мне не надо было объяснять, что он говорит о своем
двойнике.
Нет ничего удивительного в том, что, когда вторые Костя и
Стас появились на Леокаде, они были моментально арестованы. Ведь каждая собака
знала нас тут в лицо: сперва мы стали самыми главными героями планеты,
претендентами на ее трон, а потом — преступниками, нарушившими главный
закон планеты… И вдруг нас увидели разгуливающими на свободе, да еще в
сопровождении двух более чем странных типов.
Теперь-то я одинаково хорошо знаю все, что происходило с
каждым из нас, но некоторое время мне придется условно называть себя то просто
«я» — это тот Костя, который уже давно на Леокаде, то «я-второй» или
«Костя-второй» — это тот, который появился на ней со Смолянином и
Кубатаем. То же и со Стасами. Но эта путаница, поверьте, будет недолго. Обещаю.
Мы пытались переговариваться, но наши камеры были слишком
далеки, и ничего из этого не получилось. Попытки мы прекратили, но близость с
двойниками вызывала сильнейшее возбуждение. А Стас все приговаривал: «Вот
увидишь, Костя, вот увидишь! Кубатай нас спасет!..»
На следующий день, сразу после завтрака, в отношении меня и
Стаса начали приводить в исполнение приговор о высшей мере наказания. Это был,
так сказать, первый сеанс, но когда он закончился, мы уже всерьез сомневались,
что протянем долго. А вы попробуйте четыре часа подряд наслаждаться балетом
личинок разумных тарантулов? Посмотрел бы я, что вы запели бы после этого.
Тем временем меня-второго и остальных вновь прибывших водили
на встречу с Леокадией, предварительно проведя гипносеанс усвоения
леокадийского языка. После двух-трех сказанных Костей и Стасом фраз Леокадия
остановила их:
