— Вот именно, — гневно глянула на дверь камеры
принцесса. — Но так было до благотворного влияния Леокады на их культуру.
Уже давно этот конкурс из грубого и глупого зрелища превратился в соревнование
во всех видах искусств. Это самое демократическое состязание художников на
свете, в котором может принять участие любой желающий. Леокада с радостью
включилась в эту игру. Время от времени спонтанно проводятся и «внеочередные»
«Клизмы». Вот и сегодня представитель Соло на Леокаде сообщил мне, что через
два дня стартует такая внеочередная «Рваная клизма».
Принцесса смолкла.
— Здорово! — прошептал Стас со скрытой издевкой. А
потом добавил: — А мы-то здесь при чем? Зачем ты нам про эту клизму
рассказала?
— Ах да! — встрепенулась принцесса. —
Главное-то я вам и забыла сказать! Если участник по каким-то причинам находится
в тюрьме, выиграв конкурс, он освобождается из-под стражи. Таков исконный
обычай злувов, и Леокада его ратифицировала.
— Очень похожая ситуация случилась в пятнадцатом веке с
земным поэтом Франсуа Вийоном, — сообщил Кубатай. — Приговоренный к
повешению, он был амнистирован как победитель в поэтическом состязании в Блуа.
По условиям сонет должен был начинаться строчкой «От жажды умираю над ручьем».
Это придумал Карл I, герцог Орлеанский, по случаю того, что в его замке пересох
колодец. Кстати, и сам герцог был поэтом и написал сто тридцать одну балладу.
Ранее, в 1415 году, после битвы при Азенкуре герцог попал в английский плен и
провел в лондонской тюрьме двадцать пять лет. Возможно, потому он и отнесся с
пониманием к сложной ситуации Вийона. Победивший поэт-убийца был освобожден, но
изгнан из Парижа. Впоследствии он писал стихи на воровском жаргоне и умер при
неизвестных обстоятельствах.
Леокадия слушала его, не перебивая, затаив дыхание и чуть
приоткрыв рот. Кубатай смолк, и пауза затянулась.
— Закрой рот, — тихо сказал Стас. — Он уже
все сказал.
— Да! — встрепенулась принцесса. —
Действительно, простите, заслушалась. Как замечательно, что среди вас
наконец-то появился умный и эрудированный человек. Теперь, зная о том, что и в
вашей истории имели место подобные факты, я спокойна за то, что вы все поняли.
Но обратите внимание еще раз, как жесток ваш мир: поэзия и убийство,
сострадание и война… Все это так переплетено у вас. Убийцу отпускают за
красивое стихотворение. Дикость!
— У нас это было полтысячи лет назад, — заметил
Стас. — А у вас происходит прямо сейчас.
Принцесса пропустила его наезд мимо ушей и сказала:
— Мне осталось лишь добавить, что арбитром «Клизмы» в
этот раз выступает благородный злув Хру'Нестор, один из троих участников
давешнего турнира, а тема, которую он установил, звучит так: «Два в одном». И
последнее. Это мой личный совет. Номер может быть групповым, синтетическим.
Если он победит, из-под стражи будет освобождена вся команда его создателей.
— А судьи кто?! — крикнул Смолянин как-то очень
классически.
— Народ, — отозвалась Леокадия. — Решение
принимается абсолютным большинством. Но… Я постараюсь как-то посодействовать… У
нас ведь тоже есть оппозиция, есть недовольные и моей политикой, и вашим
арестом, есть желающие мне насолить… Я сумею это использовать. Короче,
готовьтесь. Сообщите, что вам нужно для победы, и вам будет предоставлено все
без ограничений.
— Пулемет «Максим», — тихо пробормотал Стас.
— Что-что?
— Ничего, — буркнул Стас.
— Ну и замечательно.
Она хотела уже уходить, но один из Олдей, не Первый,
курчавый, не Второй, рыжебородый, а другой, лысоватый и улыбчивый, впервые
подал признаки жизни:
— Принцесса, вы не сказали о праве народа, —
вкрадчиво сказал он.
Все-таки полезно иметь советников.
— Ах да! — спохватилась Леокадия. —
Действительно. Согласно прецедентному праву, которым регламентирована жизнь
принцессы, если она еще не замужем, народ вправе требовать от нее сочетаться
браком с победителем «Клизмы». — Сказав это, она бросила томный взгляд на
дверь, за которой был заперт Кубатай. — И отказаться она не может. Так
вышла замуж моя прабабушка и была счастлива до конца своих дней.
— А он может? — раздался из-за двери робкий голос
Кубатая.
— Что может?
— Отказаться?
— Он может, — отозвалась принцесса. — Если
он, конечно, конченый идиот и ему безразлична судьба его планеты.
— А если победит команда? — поинтересовался я.
Леокадия искательно глянула на советников.
— Народ вправе выбрать из нее фаворита, — сообщил
еще один, самый симпатичный, чернобровый Олдь, который, по-моему, даже был
женщиной.
— Ну и законы… — пробормотал Стас.
— Множеством этих поправок народ в лице парламента уже
много веков борется за ограничение королевской власти, — пояснила
Леокадия. — Практически каждая последующая правительница, добиваясь
каких-то поблажек для себя, дает повод парламенту вписать еще несколько
подобных пунктов… И жизнь каждой последующей принцессы оказывается втиснута во
все более и более узкие рамки. Но иногда это даже помогает.
— Как корсет помогает сохранять и без того
замечательную фигуру, — не удержался от сравнения Кубатай.
— О да, мой джигит! — воскликнула Леокадия и
порывисто покинула тюрьму.
Глава вторая
О пользе домашних заготовок и ветрености инопланетных
красавиц
— Я в конкурсе участвовать не буду! — заявил
Кубатай, стоило ей исчезнуть.
— Как же это, Кубатайчик?! — закричал
Смолянин. — А если мы выиграем, всех тогда отпустят, а ты останешься?!
— Если я буду участвовать, ничего вы не
выиграете, — самокритично заявил Кубатай. — Я ведь ничего не умею.
— Да ты что, Кубатай?! — воскликнул
Стас-второй. — Ты ведь все на свете знаешь!
— Знать и уметь — это совсем не одно и то же.
— Ерунда! — воскликнул Стас-первый. — Давайте
придумывать сценарий, и я уверен, место там найдется всем.
И мы принялись за подготовку. И заканчивали ее, когда
состязание уже вовсю стартовало, и другие участники выступали на главных
площадках планеты. Стать полноправными зрителями нам, заключенным, не
разрешили, но установили в наших камерах визоры. Но мы не следили за ходом конкурса.
Во-первых, мы боялись убедиться, что с остальными нам тягаться бесполезно.
Во-вторых, мы не хотели что-нибудь нечаянно повторить. И в-третьих, у нас
просто не было на это времени.
Нас так и не объединили, но оставили в камерах напротив, и в
процессе подготовки мы могли общаться. «Два в одном». Идей было много, но одна
возобладала, и неожиданно именно Кубатай стал главной символической фигурой
нашего замысла. Делать при этом ему не надо было почти ничего, так что
разговорами о своем «ничегонеумении» он отвертеться уже не мог. Главным же
действующим лицом был Смолянин, а мы — два Кости и два Стаса — были
не более чем фоном. К счастью, мы обнаружили, что копиям очень легко двигаться
синхронно, и это делало нас незаменимой подтанцовкой.
