И он начал свою маленькую речь:
— Поводов для праздника лично у меня сегодня целых три.
Во-первых, я рад гостям и ужасно рад снова оказаться дома. Во-вторых, за этим
столом встретились все самые дорогие мне люди: мои папа, мама и брат, мои герои
детства — Кубатай и Смолянин, и, наконец, девушка, в которую я еще совсем
недавно был влюблен.
Он подождал, пока я переведу (принцесса при этом потупила
взор), и продолжил:
— А третий, главный, повод — то, что Леокадия и
Смолянин полюбили друг друга. Это для меня огромная неожиданность, но
неожиданность приятная. Любите же друг друга и будьте счастливы!
Ай да Стас. Тамада-профи. Я был готов подписаться под каждым
его словом. Разве что кроме «влюбленности». Кубатай захлюпал носом и утер
глаза. Мы зазвенели бокалами, пригубили, и тут мама сказала:
— Горько?
— «Горько» — это по русской традиции значит, что
жених с невестой должны встать и поцеловаться, — сказал Стас на
леокадийском.
— Горько, горько!.. — стали скандировать мы.
Смолянин и Леокадия неуверенно поднялись и стали озираться
по сторонам. И вдруг со стороны входа раздалось мощное:
— Горь-ко, горь-ко!!!
Мы обернулись. В вестибюле с радостными рожами толпилась вся
попсовая компания.
— Горь-ко, горь-ко! — улыбаясь и размахивая
руками, скандировали вновь прибывшие во главе с Самогудовой и Перескоковым. Два
оператора нацелили на жениха с невестой объективы, а несколько техников,
пробившись вперед, принялись устанавливать софиты и еще какие-то
приспособления.
Смолянин и Леокадия посмотрели друг на друга, а потом
поцеловались.
— Ура!!! — вместе с нами заорала толпа и ввалилась
в зал.
— Как добрались? — спросил я у Самогудовой.
— Отлично!
— А на чем?
— На самолете, конечно!
— А вы не боитесь летать… После того случая?!
— Да ни капельки. Пилот у нас есть, слава богу, не
разбился. А самолетов бесхозных в любом аэропорту сейчас навалом! Летай не
хочу! Ну, что снимаем?
Вопрос был очень своевременным. Стас суетился возле караоке,
всучив Леокадии радиомикрофон.
— Кстати, трансляция уже вовсю идет, — сообщил
Перескоков. — Кризис кризисом, а посмотреть на свадьбу такой звезды, как
Леокадия, хотят все. Да еще жених такой необычный!
— Эт'точно! — подтвердила Самогудова.
— А по-моему, миленький, — встряло «дитя
порока». — Такой ушастенький… И перепоночки такие на руках… Эротичные…
— О! — возвела очи к потолку примадонна. — Да
тебе гаечный ключ покажи, ты про него то же самое скажешь!
— Еще бы! — вскричало «дитя». — У него такая
форма… Соблазнительная.
В этот момент Стас, перекрывая общий гвалт, спросил в
микрофон:
— Ну что, все готовы? Включайте камеры!
— Все уже давным-давно пишется и транслируется! —
отозвался Перескоков.
— Отлично! — воскликнул Стас, передавая микрофон
Леокадии, и щелкнул кнопкой музыкального центра. Грянуло вступление.
Мы вчера долго ломали голову, выбирая. На самом деле, что
это будет за песня, было абсолютно все равно… Потому и трудно было выбрать. Ну
и хотелось все-таки, чтобы и ей нравилось, и людям, когда они в себя придут…
Главными песнями-кандидатами были: латиноамериканская
«Бессаме Мучо», битловское «Yesterday», «Под небом голубым» Гребенщикова и, не
знаю уж почему, сомнительная «Голубая Луна». Ну и еще одна, которую мы наконец
и выбрали по патриотическим мотивам.
Вступление отгремело, и Леокадия, которой мама по просьбе
Стаса повязала на голову платок, плавно выбросила вперед свободную от микрофона
руку и запела:
Под сосною,
Под зеленою
Спать положите
Вы меня!
Самогудова, не удержавшись, подхватила вторым голосом, и
камеры уставились на нее:
А-ай, люли-люли,
А-ай, люли-люли,
Спать положите
Вы меня.
И тут все-все-все грохнули вместе, да пустились в пляс
вокруг торчашего посреди зала хвойно-древесного бутафорского ствола:
Калинка, калинка,
Калинка моя,
В саду ягода малинка,
Малинка моя!..
Ах, калинка, калинка.
Калинка моя,
В саду ягода малинка,
Малинка моя!..
— А-а!.. — распевно подала голос Самогудова, и
Леокадия, приложив пальчик к щечке, ни дать ни взять красавица из русской
деревни, проникновенно продолжила:
Ах, сосенушка
Ты зеленая,
Не шуми же
Надо мной!
Я и не заметил, как на сцене оперативно подключили к
усилителям свои гитары музыканты из «Наталипортман», а за ударную установку
уселся их барабанщик. И Леокадия пела уже не под фанеру, а под живой
аккомпанемент:
А-ай, люли-люли,
А-ай, люли-люли,
Не шуми же
Надо мной!
Папа и мама ошеломленно оглядывались по сторонам. Они явно
не понимали, как сюда попали. Но выражения лиц у них были такие выразительные,
что мне стало абсолютно очевидно: подобрение закончилось!
А вот попсовики практически не изменились. Правильно Стас
когда-то сказал, что они всегда были такими же придурочными. Хоть подобревшие,
хоть неподобревшие.
Музыканты по-роковому жахнули припев, и все вновь запрыгали
вокруг дерева:
Калинка, калинка,
Калинка моя,
В саду ягода малинка,
Малинка моя!..
Музыканты играли все быстрее и экспрессивнее, гости скакали
как очумелые… А жених-то, жених!.. Смолянин и Кубатай прыгали втроем с чучелом
медведя, ухватив его за лапы, и один из операторов тщательно фиксировал их
замысловатые па. Оператор что-то им крикнул, и они, пританцовывая, вместе с
чучелом стали перемещаться к выходу из ресторана.
Я глянул в окно и увидел, что из домов на улицу вывалил
народ, и кто-то танцует, кто-то обнимается, и повсюду, словно в Новый год,
расцветают букеты фейерверков! А вот и Смолянин с Кубатаем и чучелом уже тоже
пляшут там, и люди рукоплещут им, водят вокруг них хоровод…
Ах, калинка, калинка,
Калинка моя,
В саду ягода малинка,
Малинка моя!..
Припев повторялся уже раз в десятый, и я подумал, что,
наверное, клип действительно будет уникальным — столько звезд, столько
экспрессии, столько неподдельной, ненаигранной радости, да прибавить к этому
само событие избавления от подобрения…
