Детектив вернулся в гостиную, присел на краешек дивана рядом с Аленой, всмотрелся в ее неподвижное лицо. Девушка спала. Или не спала, а блуждала в том своем неведомом мире, хода в который нет никому из нормальных людей. Она тоже нормальная, но все равно странная. Странно нормальная… Матвей усмехнулся, прикрыл босые Аленины ноги пледом. Думать о том, что случится, когда она очнется, он себе запрещал. К тому времени, даст бог, нарисуется Ставр и сам ей все объяснит. Было бы неплохо, чтобы объяснил он свои мотивы не только Алене, но и ему, Матвею, но это необязательно. Самое главное во всей этой истории – положенный ему и честно отработанный гонорар. Да, это авантюра, вполне возможно, даже уголовно наказуемая. Да, никогда раньше он не брался за подобного рода заказы, но зато каков результат! Если Матвей поведет себя осторожно и разумно, то полученных от Ставра денег хватит и на то, чтобы оплатить мамино лечение, и на то, чтобы покрыть их бесчисленные долги. Жизнь удалась, черт возьми! Жизнь удалась, и это непременно нужно отметить.
– Ну, ты тут пока отдохни, спящая красавица, – он коснулся криво обрезанной прядки Алениных волос, – а я там пока чего-нибудь хлебну.
Пока дело не доведено до финала, он не собирался напиваться, но пара рюмок коньяка да под хорошую сигарету пойдут мыслительным способностям только на пользу. Коньяк Матвей выбрал не самый дорогой. Пусть Ставр и сказал «чувствуй себя как дома», но зачем же наглеть! На скорую руку соорудив к выпивке несколько бутербродов, Матвей уселся за стол, закурил и блаженно зажмурился.
Он остановился после второго бутерброда и третьей рюмки коньяка, хотел было налить четвертую, но сказал самому себе «стоп». По телу растекалась приятная коньячная расслабленность, но голова по-прежнему оставалась ясной. Вот эту ясность мыслей и нужно было сохранить. Чтобы окончательно избавиться от искушения, Матвей сунул бутылку обратно в шкафчик, а сам, накинув на плечи куртку и прихватив пачку сигарет, вышел на свежий воздух.
Старые ступеньки крыльца застонали, принимая на себя тяжесть его восьмидесятикилограммового тела. Матвей потянулся, стряхивая коньячную расслабленность, щелкнул зажигалкой, прикурил. На льющийся из открытых дверей свет тут же налетели мотыльки, заплясали в оранжевом электрическом мареве, зашелестели крылышками. Матвей взмахнул рукой, прогоняя одного, самого назойливого, запрокинул лицо к ночному небу.
Небо казалось похожим на расшитый бисером бархатный кисет. Звезд было много, звезды были яркие, а луна так и вовсе неузнаваемая. Такую большую луну Матвей видел только в фильмах, а в жизни никогда. Протяжно и жалобно завыла собака. Ее тоскливый вой тут же подхватили другие, и картинка приобрела просто мистическую завершенность. Они в заброшенном доме практически на краю света, под нереальным небом, вокруг ни единой живой души, и собачий вой… Лучше бы, конечно, волчий, романтичнее, но откуда же взяться волкам?! Наверное, коньяк оказался коварнее, чем подумалось сначала, иначе с чего бы в голову полезли такие глупые мысли про волчий вой и край света?!
По ногам потянуло холодом и сыростью, ровный столбик сигаретного дыма вдруг вильнул, завихрился, точно в водовороте. Сквозняк – Матвей поежился, а потом пружиной сорвался с места. Сквозняк мог случиться лишь по одной-единственной причине: в доме кто-то открыл окно. Кто? Нашпигованная психотропами Алена?..
Обратно Матвей возвращался на цыпочках, сжимая в руке ствол. Он, конечно, всего лишь мирный частный детектив, но с оружием все равно спокойнее.
В кухне и в спальне никого не было. Значит, все-таки в гостиной…
Он не ошибся в своем предположении насчет открытого окна, он ошибся в другом. В льющемся свысока лунном свете покачивался тонкий девичий силуэт. Алена держалась обеими руками за портьеры и всматривалась в темноту за окном. Да что там всматривалась! Она с кем-то разговаривала.
– Уходите… – Голос сиплый, неживой, такой, каким он был, когда Матвей еще верил в ее сумасшествие. – Я вас не слышу… Уходите!!!
Это последнее, отчаянное и какое-то совершенно безысходное «уходите» заставило Матвея действовать. В два прыжка он оказался возле Алены, выглянул в окно.
Лучше бы не выглядывал, сохранил бы не только ясность мыслей, но и уверенность в собственной нормальности. Но он выглянул, и от увиденного волосы на голове зашевелились.
За окном, на самой границе света и тени, что-то происходило. Матвей не мог разглядеть, но шкурой чувствовал странное, текучее волнение, вслушивался в настойчивый шорох сотен, если не тысяч, хрупких крыльев, переходящий то в шепот, то в стон. Сюр… самый настоящий…
Темнота вскипала какой-то особенной, совершенно отличной от человеческой жизнью, наполнялась теперь уже не шорохами, а голосами, еще неразборчивыми, но с каждой секундой становящимися все громче и настойчивее.
Матвей потряс головой, прогоняя наваждение, и заорал во все горло:
– А ну, пошли вон! Стрелять буду!
На плечо легла ладонь, и он, ни в черта, ни в дьявола не верящий мужик, вздрогнул от неожиданности, развернулся всем корпусом, готовый отразить нападение.
…Она смотрела на него своим еще по психушке знакомым незрячим взглядом и говорила быстро-быстро, скороговоркой:
– Не могу так больше… пусть они уйдут… пусть уйдут…
Матвей бы списал все это на бред, на действие аминазина – или чем там ее накачали! – если бы не одна маленькая, но очень существенная деталь. Он, почти трезвый и уж точно вполне вменяемый, тоже их слышал и тоже боялся до зубовного скрежета, потому что как-то в одночасье понял, кто там прячется в темноте. Понял и даже почти не удивился…
– Они уйдут, не бойся. – Чтобы расцепить сведенные судорогой челюсти и сказать всего несколько слов, ему пришлось сделать над собой титаническое усилие. И такое же точно усилие понадобилось, чтобы посмотреть в клубящуюся за окном темноту.
На пистолетное дуло присел мотылек. Одного лишь только взмаха невесомых крыльев хватило, чтобы ствол налился свинцовой тяжестью. Вглядываясь в мотыльковое марево, Матвей взвел курок.
Выстрел заглушил все: и Аленин крик, и громкий стук Матвеева сердца, и шепот-шелест. В движущейся завесе из тысяч крошечных тел образовалась черная прореха, сквозь которую всего на мгновение Матвей увидел тех, кто без спросу пожаловал к ним в гости. Бесплотные, мечущиеся из стороны в сторону тени, почти человеческие, но ощутимо неживые. Да что за черт…
Он снова поднял руку с пистолетом, целясь в самый центр уже затягивающейся мотыльковой бреши…
– Пустое занятие, – послышался за спиной знакомый голос.
Не выпуская из рук пистолета, Матвей стремительно обернулся.
– Я говорю, пустая трата сил и времени. – Ставр стоял, опершись плечом о дверной косяк. – Они безопасные. В массе своей, – добавил после недолгого раздумья. – Не хочешь их слышать, просто закрой окно и задерни шторы.
– Рано ты. – Матвей бросил быстрый взгляд на застывшую у окна Алену. На появление Ставра она вообще никак не отреагировала.
