– Ты как? – озабоченно нахмурился он.
– Пока не знаю. Странно все, пусто… – сказала она и тут же, спохватившись, добавила: – Ты, наверное, проголодался, а здесь и нет ничего.
– Я с собой прихватил. – Матвей поставил на стол наполненный провизией пакет. – Не бог весть что, в основном консервы, но на первое время хватит, а там в магазин съездим. Есть же поблизости магазин?
– Поблизости нет. Километрах в трех, в Васьковке.
– Значит, смотаемся в Васьковку. Только мне бы сначала подремать. – Он уселся на соседний стул, подпер кулаком подбородок. – Давай поспим, а потом станем разрабатывать планы.
– Я бы прибралась сначала. – Алена растерянно огляделась по сторонам. – Пыльно и вообще…
– А если я на сеновале лягу? Есть здесь сеновал?
– Есть, в сарае. Только не знаю, как там с сеном…
Сена в сарае хватало, там же, на одной из стен, висела коса. Матвей провел указательным пальцем по лезвию, удовлетворенно кивнул, а потом, раскинув в стороны руки, упал на сено. Когда-то в детстве Алена тоже так любила: падать на эту колкую, вкусно пахнущую перину, а потом наблюдать, как над головой в солнечных лучах пляшут мириады пылинок.
– Я тебе сейчас постелю, – сказала она, прогоняя воспоминания. – Принесу простыню и подушку.
– Да я бы и так… – Матвей сунул в рот соломинку, зажмурился, сказал с улыбкой: – Эх, словно в детство вернулся. У моей бабушки был точно такой же сеновал.
– Без покрывала будет колко. Я сейчас.
Когда Алена вернулась с пледом и подушкой, Матвей уже спал, а будить его было жалко. Она просто прикрыла его пледом, аккуратно притворив за собой дверь, вышла во двор.
Затеянная уборка отвлекала от невеселых мыслей и создавала иллюзию нормальной жизни. Дед ушел по своим неотложным делам в лес, а она вот приехала без предупреждения и убирается…
Когда полы и окна были вымыты, печь протоплена, а пыль вытерта, Алена принялась за обед. В дедовых закромах нашлось много чего полезного и вкусного, от банки липового меда до литровой бутыли самогона. Интересно, Матвей пьет самогон? Сама бы она выпила…
Матвей проснулся, когда в печи уже томилась картошка, а на столе вперемешку с дедовыми гостинцами стояли привезенные запасы.
– Ух ты, какая красота! – Он обвел взглядом сияющую комнату, взял с тарелки соленый огурчик, одобрительно покосился на бутыль с самогоном. – Ты, я погляжу, замечательная хозяйка.
Алена так и не поняла, к чему относилась похвала: к наведенному порядку, соленым огурцам или самогону, но на душе вдруг потеплело.
Может, дедовы гостинцы и в самом деле были такими вкусными, а может, она просто очень сильно проголодалась, но впервые за долгие месяцы Алена поела с удовольствием, без принуждения. Матвей тоже уплетал за обе щеки, поглядывал на нее одобрительно, пару раз плеснул в граненые стопки самогона, а потом, когда Алена захмелела и позволила себе наконец расслабиться, сам вызвался заварить чай.
Они пили травяной чай с печеньем и липовым медом, когда Матвей вдруг предложил:
– Алена, я посмотрел, у вас тут баня есть. Может, вытопим? Давно я не парился в настоящей бане!
– Тридцать ведер воды, – сказала она многозначительно. – Ты готов?
– Я готов! – он радостно закивал в ответ. – Давай так: сейчас я наношу воды, затоплю баню, а потом приведу в порядок двор.
Это было так странно и так неожиданно, словно Матвей собирался поселиться в этой затерянной на краю земли избушке, а не провести под ее крышей всего пару ночей. Ко всему, за что брался, он подходил с крестьянской основательностью, это так не вязалось с образом избалованного цивилизацией городского денди и нравилось Алене. Он даже умел управляться с косой! Его движения были размеренными и выверенными, поверженный бурьян стелился к ногам зеленым ковром, а Алена не могла отвести глаз от сосредоточенного и по-мальчишески счастливого лица. Как же давно она не видела вот таких мужчин – не фальшиво мужественных, а настоящих! Как же соскучилась по крепкому плечу! И пусть это плечо принадлежит наемнику, пусть за его поддержку и помощь кто-то заплатил звонкой монетой, настоящему мужчине не зазорно быть даже наемником. А ей пора взять себя в руки, потому что он вот уже целую вечность не сводит с нее внимательного взгляда…
Баня протопилась к вечеру, когда в нагретом за день воздухе появились первые ночные бабочки. Странно, но теперь Алена их почти не боялась и от легких прикосновений полупрозрачных крыльев больше не шарахалась. Может, начала привыкать?
– Я пойду первым, если не возражаешь. – Матвей поигрывал дубовым веником и с нетерпением поглядывал на закрытую дверь предбанника. – Обещаю всю воду не выливать и пар не выпускать.
– Иди. – Она отмахнулась от особенно назойливого мотылька, протянула Матвею домотканую льняную простыню, по краям расшитую национальным орнаментом. – Я пока накрою на стол.
Сколько Матвей парился, Алена не засекала, время прошло в хлопотах и приготовлениях к ужину. Сама она была небольшой любительницей банных процедур, поэтому надеялась, что Матвею ее долго ждать не придется.
– Эх, красота! – Завернутый в простыню на манер римского патриция Матвей появился на пороге, когда ужин был уже почти готов. От парня пахло терпким дубовым духом и немного медом, а с мокрых волос падали крупные капли, прочерчивая на светлой ткани темные дорожки. – Давно я так не парился! Я теперь голодный как волк. Ты давай не задерживайся, а то я тут все без тебя съем. – Он улыбался широко и открыто, словно в его жизни и в самом деле не было большего счастья, чем попариться в деревенской баньке, а потом перекусить незатейливой деревенской едой.
Когда-то Алена и сама умела жить так же широко и открыто, а потом как-то вдруг разучилась и даже не заметила, как окружающий мир потерял яркость. Он засиял привычными красками только сейчас, заиграл пурпурными закатными лучами в гранях хрустального графина, в который она перелила самогонку, поскребся в окно ярко-зеленой березовой веткой, вспыхнул огненным орнаментом на Матвеевой простыне, загорелся небесно-синим в его глазах.
– Случилось что-то? – Матвей шагнул ей навстречу, взял за руку, всмотрелся в лицо. – Алена, с тобой все в порядке?
Она не знала, что ответить, она едва не ослепла от этой внезапной яркости, поэтому лишь улыбнулась и выбежала вон из хаты.
Чтобы прийти в себя, ей пришлось пару минут посидеть на лавке в предбаннике, дожидаясь, когда выровняется дыхание и перестанет трепыхаться сердце, и лишь после этого она сбросила одежду и нырнула в пышущее жаром парное марево.
В отличие от деда, рьяного поклонника банных процедур и блюстителя помывочных традиций, Алена к парной относилась без должного пиетета, но сейчас, поливаясь из алюминиевого ковшика сначала горячей, а потом холодной водой, чувствовала себя словно заново рожденной.
Обернувшись хрусткой и чуть колкой льняной простыней, Алена вышла в предбанник, присела на лавку и вытянула гудящие ноги. До того, как придется принимать решения и искать ответы на вопросы, у нее оставался еще один самый обычный вечер, тихий и почти по-семейному уютный, а завтра…
