– Я стараюсь, сестренка! Ты только не паникуй и не рыпайся сильно… Сейчас-сейчас мы что-нибудь придумаем…
А веревка все натягивалась и натягивалась, вгрызаясь уже не в кожу, а кажется, в сухожилия и мышцы, вышибая из глаз слезы, а из горла отчаянный вопль.
– Не могу, сестренка… – Ставра она теперь слышала словно издалека. – Не удержу. Я же теневой, мать ее!
– …А ты пообещай! – В голову закрался голос, шипящий, выстуживающий душу, лишающий сил. Морочь… – Ты только пообещай, я все сделаю.
– Что пообещать?! – заорала Алена, собственным криком стараясь заглушить этот страшный голос. – Что ты хочешь?!
– Пообещай, что станешь мне служить. Мне нужна такая, как ты: молодая, сильная… – Щупальце тумана – тумана ли! – обвилось вокруг свободной Алениной руки, вырвало посох, потянуло вниз, под воду.
– И кем я стану?!
– Всем! Никого не будет сильнее тебя. Они тебя слушаться станут… мои дети. А людишки – бояться.
– А если не соглашусь?
– Умрешь! Никто не поможет, не удержит! Мое здесь все. И ты моя…
– Ставр! – Голос зазвенел, всего на мгновения вспарывая вязкое брюхо тумана. – Ставр, отпусти аркан!
– Утонешь, сестренка… – Веревка натянулась с такой силой, что казалось, еще чуть-чуть и вслед за мышцами придет черед костей.
– А по-другому как? – зашептала она жарко и торопливо, пытаясь убедить, заставить поверить и отпустить. – Я не хочу такой, как она! Не хочу, чтобы меня боялись! Она сдохнет, Ставр! Ты слышишь?! Не станет меня, и ей долго не жить. Я знаю!
Она и в самом деле знала. Знание пришло вместе с нестерпимой болью, впиталось в кровь с мертвой болотной водой. Морочь не может жить без Хранительницы, а прежняя, та, что с вороном, уже старая… Надо только что-то сделать с тем ужасом, который уже не только снаружи, но и внутри. Перетерпеть, умереть достойно…
– Врешь! Не возьмешь! – Голос Ставра перешел в рев. – Держись, сестренка, я сейчас… я попробую. – Из тумана к ней потянулась широкая ладонь. – Я знаю, что тебе от меня хреново, но ты потерпи…
Надежда умерла, так и не родившись. Черная болотная вода сплелась в длинный хлыст, полоснула Ставра по руке, отшвырнула прочь в непроглядную темноту, точно паутинку, разрывая их тонкую связь.
– Значит, не передумаешь? – прошипела Морочь.
– Пошла к черту…
– Тогда умирай, неразумная…
…Как же было страшно умирать! Как же больно! На мгновение, всего на мгновение перед тем, как в горло хлынула мертвая болотная вода, Алене захотелось согласиться. Да что там согласиться – молить о пощаде! Потому что умирать было невыносимо страшно, а жить хотелось со звериным отчаянием… Наверное, именно оно, отчаяние, заставляло ее, уже полумертвую, бороться и трепыхаться и из последних сил цепляться за невесть откуда взявшуюся в вязком болотном мире руку – горячую, сильную, живую…
Уже теряя сознание – или умирая? – она услышала радостный вопль Ставра:
– Братишка, ну ты просто супермен!..
Ася. 1944 год
Ганна ушла, унесла ее ребенка, и в Асином мертвом болотном мире больше не осталось ничего, за что хотелось бы цепляться, ради чего стоило бы жить. Алешу она не чувствовала, тот яркий огонек узнавания, который горел в ее душе все эти долгие месяцы, погас навечно, и все вокруг погрузилось во тьму. Ася звала, прислушивалась к дрыгве и к своему сердцу, но не находила ответа. Знала, что Алеша где-то рядом, что ему сейчас еще больнее, чем ей, но все равно ничего не чувствовала…
Озеро было тихим, отсвечивало черным, манило неизведанной глубиной. Ее больше ничто не держит, а избавиться от боли так просто…
Студеная вода лизнула босые ноги, замочила подол. Ворон с испуганным клекотом взмыл в небо, забил крыльями, закружился над головой. Не нужно открывать глаз, мир и так уже черный. Нужно лишь сделать один самый решительный, самый последний шаг…
Ворон упал на плечо, точно коршун, разорвал острыми когтями сорочку и кожу, закричал отчаянно и просительно одновременно. Ладонь нашарила верткую птичью голову, приласкала в последний раз. Все, теперь можно…
Не вышло у нее с закрытыми глазами, в самый последний момент вдруг нестерпимо сильно захотелось увидеть небо, то самое, без которого не мог жить Алеша.
По небу плыли облака, белыми корабликами отражались в черной озерной глади. Облака и он… Алеша.
Он стоял на берегу, за ее спиной. Нет, не стоял – отражался в озере, как облака-кораблики… Ася думала, что больше никогда не заплачет, что мертвая болотная вода навсегда выжгла слезы.
Она заплакала. Слезы капали в озеро, и Алешино отражение становилось ярче от каждой пролитой слезинки.
– Я не уйду, – сказала она, опуская ладонь в черную воду. – Я найду способ, любимый.
Его отражение, призрак призрака, улыбнулось, с нежностью коснулось ее волос, и Ася, кажется, даже почувствовала это прикосновение.
С тех пор она часами просиживала у озера, черной завистью завидуя своему отражению, той незнакомке, которую обнимал ее муж. Она старела, превращалась в дряхлую развалину, а их с Алешей отражения оставались вечно молодыми и почти счастливыми…
* * *
– Не спи… – Сиплый голос вползал в сон, мешал, нервировал, заставлял проснуться. – Не спи, молодой. Жизнь проспишь!
– Проспишь тут с вами! – проворчал Матвей, открывая глаза.
Сарай тонул в синем предрассветном сумраке.
– Алена? – Он пошарил рядом с собой по сбившемуся покрывалу, но никого не нашел. – Алена! – позвал громче.
– Ушла твоя Алена, – послышалось от двери, и из темноты под серебристый лунный свет шагнула странная двухголовая фигура. – Пока ты спал, ушла. Не захотела тебя губить.
– Вы кто? – Матвей привстал на локте, пытаясь получше разглядеть ночную гостью. По голосу слышно, что женщина, даже, наверное, старуха.
– Я никто. Я предупредить пришла…
Так и есть – старуха! Старуха с огромным вороном на плече. Может, кто из местных? Юродивая какая…
– Она их не пропустит. – Гостья замерла в полуметре, ворон нервно взмахнул крыльями, и Матвея обдало волной холода, почти как со Ставром…
– Вы мертвая, что ли? – вежливо поинтересовался он, пытаясь в темноте нашарить свою одежду.
– Можно сказать, что и мертвая. – Старуха кивнула, и ворон снова забил крыльями. – Слушай меня, молодой! Они ушли, и время уходит. Мне помощь твоя нужна. Ты поможешь?
Лунный свет упал на лицо гостьи, и Матвей, не в силах отвести взгляда от затянутых бельмами слепых глаз, вполголоса чертыхнулся. Та самая старуха, про которую рассказывал Ставр… А еще Ставр говорил, что она не может выходить из болота. Оказывается, очень даже может…
