– А мы что будем делать?
– А у нас все по плану. Послезавтра с утра вроде как в аэросанный поход выдвигаемся. Готова?
Разговор остаток дня так вокруг всех этих событий и крутился. По поводу выезда на аэродром Настя уже не заикалась, да и понятно почему: закон больших чисел явно начал играть против нас. Пока лучше здесь пожить – тихо так, до наступления полной ясности. Поужинали не спеша, каждый со своей книгой, потом Настя засела в кресло, а я взялся топить камин. Не холодно, но больно уж уютно с ним.
В общем, мы уже ко сну отходить собирались, когда в дом постучал Тенго. Обив снег с сапог и повесив тулуп с шапкой на вешалку, он протопал в гостиную, плюхнулся в кресло всей своей немалой массой, спросил:
– Чаю нальешь? А то промерз весь.
– Без проблем, – сказал я, направляясь на кухню, но Настя меня остановила, сказала:
– Я сама все сделаю.
– Хорошо, спасибо. – Я сел в кресло напротив гостя.
– Уже в курсе, насколько я понял? – спросил он.
– Насчет переворота вашего? – уточнил я и, дождавшись подтверждения, сказал: – Да, в курсе, хоть и сюрприз. И какие теперь расклады?
– Коммунизм закончился, – усмехнулся он. – В городе теперь временная администрация вроде как, с Евстигнеевым нашим во главе.
– А на разведбат кто пошел?
– Филипчук, зам его. Мокроусов и Беленко при нем в замах, с сохранением существующих постов.
– Горбезопасность?
– Все, больше не будет. Взяли почти всех, отобрали все казенное оружие и транспорт, выселили из здания; тех, кто под подозрением в неправильной активности был, – под следствие.
– А пряник? – сразу прикинул я, что при столь некровавом методе разгона должно быть что-то еще.
– Отдел контрразведки при комендатуре. Кто толковый и аттестацию пройдет – туда. Как ты угадал?
– Ну блин, обижаешь, – засмеялся я. – Я до того, как сюда провалиться, летал достаточно высоко, знаю, как такие дела делаются. Ладно, а с УпрО что?
– Уполовинили. – Тенго изобразил не очень приличный жест с помощью правой ладони и левого предплечья. – Во вневедомственную превратим. Охраняют объекты – вот пусть и охраняют. А то уже свое следствие вести стали, секреты разводить – на хрен с пляжу. В городе народу хрен да ни хрена, а спецслужб развели… мля, ну совок, одно слово. Делать никто ничего не хочет, а вот ходить, корочки показывать и с этого бабосы стричь – это все впереди, на коне и с шашкой.
– А ты теперь кто?
– Я? – Он даже чуть озадачился. – Я в отставку, так сказать, на днях. Буду здесь дела вести, в Захолмье.
– А Шалва – в Углегорске, – сказал я утвердительно.
– Точно. Он главный, я здесь за правую руку. Ты что решил?
– Я? – поразился я вопросу. – А что-то надо было решать?
– Надо, – кивнул он решительно. – Ты здесь со мной?
– Да я вроде как и так уже с тобой, – засмеялся я. – Ты только вот что скажи: с Милославским что?
– Укоротим его немного… – Тенго развел ладони совсем нешироко. – Если ученый, то ученством своим и занимайся – не надо в городе еще и политикой вертеть. Ферма за ним, но часть «упродов» оттуда на хрен, а то прямо базу там завели, личное войско профессора, дармоеды. Охрана территории – и достаточно. Все. А то у каждого по армии – полевые командиры, мать их.
– У него экспедиции бывают, иногда надо что-то охранять. Четыре человека на точке одной дежурят, например.
– Это которых возите?
– Ну да.
– Эти пусть остаются. Сколько-то останется.
Тут Тенго прав – я уже сам не раз удивлялся, что там на Ферме за войско. Охрана охраной, но какая-то мера нужна. И опять же откуда деньги на это все?
Настя принесла всем чай, расставила чашки по столу, выставила корзинку печенья.
– Давай, узурпатор, грейся, – сказала она гостю.
– Что сразу узурпатор? Я в этих делах не главный, так что мое дело телячье, – запротестовал Тенго. – Леонов, кстати, тоже несильно пострадал, что бы тут ни говорили.
– А куда его?
– В ссылку, – усмехнулся он. – Сюда, в Захолмье. Домик ему – и ежедневно отмечаться в комендатуре.
– В какой? – не понял я.
– Своя будет, рядом с базой. Вроде как статус городка повысили.
– Ну ты скажи, не ожидал, – честно сказал я. – А по строительным делам теперь что? – решил я расспросить его о чем-то, его душе приятном.
– Нормально все. У Горбанка новый начальник – уже готовит программу кредитования. И программу расселения начали сочинять. Мир дворцам, хижины на хрен, – завершил он краткую речь модернизированным лозунгом.
– А кто банкир?
– Из Сальцева, бывший наш, работал в финуправлении.
– Могилевич, что ли? – догадался я.
– Знаешь его? – Тенго удивился.
– Знаю… заочно. – Я взял со стола чашку на блюдце, попытался отпить, но решил подождать – горячий. – Мелькал тут в моих замутках. Погоди, а он же вроде на Егора работает, нет?
– Работал. С Егором у нас соглашение, можно даже сказать, что альянс, – чуть помедлив, все же сказал Тенго. – Кирпича тоже много понадобится, ну и всего остального. Так что он с нашей новой властью в дружбе.
– А Болотов? – спросил я наудачу.
– А что Болотов? – немного удивился вопросу Тенго. – Болотов с Бабиновым в больших друзьях был, но он человек деловой – новые друзья появятся. Нормально все с Болотовым: поплачет денек – и перестанет.
– А что Валиев у него делал?
– Поговорить хочешь, что ли? – как бы между делом спросил Тенго, наклоняясь за чашкой.
– Так вроде кто-то обещал, – напомнил я.
– Вот завтра и поговоришь. – Он откинулся в кресле и глотнул чаю, не поморщившись. – Если желание еще есть.
– Есть.
– Ну и хорошо. В понедельник едем?
– Это как ты скажешь. – Я тоже вновь попытался отпить и убедился, что чай уже не такой горячий. Взял кружок овсяного печенья, откусил, запил.
– Брать что надо?
– Да ничего… пулеметов и водки побольше.
– Да? – озадачился он.
– Ага. Водкой будем меня отогревать, а пулеметы на случай, если адаптанты там появятся. Вы же рейды туда прекратили?
– Так далеко не ходим, верно.
– Вот и бери по паре на сани как минимум. Тогда их прижать огнем можно будет и смыться. Хотя лучше бы тихо скататься.
– Лучше, – согласился Тенго.
* * *
В воскресенье снег опять валил с новой силой, словно природа поставила себе задачу засыпать все под крыши. Машины с плугами катались по городу постоянно – и то едва справлялись: сыпало и сыпало. Зато было тепло и безветренно, а во дворе дома такая благодать была, что просто залюбуешься.