– Что ж ты вообще о нем ничего не знаешь? – попенял мне комендант. – Пришел человека расследовать и не ведаешь ни хрена.
– Я не человека, я происшествие по линии Горсвета расследую, а он свидетелем может быть.
– А… ну раз так, – солидно кивнул комендант, наконец соизволив вернуть мне мое удостоверение. – Тогда оно понятно как бы. Работал он в финуправлении администрации, начальником расчетного отдела. Думаю, что так рассчитывал мастерски, что «бизнес» теперь открылся.
– А он что, в розыске?
– Нет вроде, но спрашивали о нем из Горбезопасности.
– Давно?
– А это уже тебя не касается, – вдруг спохватился комендант, ощутив, что теряет солидность, просто все вот так и выкладывает.
Больше ничего путного вытянуть из него не получилось. То ли не знал ничего, а просто важности на себя напускал, то ли и вправду режим секретности соблюдал, – с этими комендантами и вахтерами никогда ничего не поймешь.
Ну все, теперь уже и домой можно, хватит на сегодня.
* * *
Настя, как я и полагал, была дома. Обругала за то, что не пришел сразу спать, а где-то таскался, но не сильно, так, в дежурном порядке. Напоила чаем с теми самыми баранками, после чего я забрался в душ, где долго фыркал под струями горячей воды, чувствуя, как усталость превращается в какую-то блаженную истому. Вытерся, проверил, как двери заперты, затем вытащил из сумки второй кольт, протянул Насте:
– Держи, в дополнение к парабеллуму твоему. Этот лучше.
– Чем? – Она взяла пистолет в руки и крутила, разглядывая. – Тяжеленный какой.
– Зато бьет как кувалдой, сорок пятый все же. Пусть у тебя будет. Да и ненамного он твоего тяжелее, это просто так кажется.
– А откуда?
– Трофей.
Расспрашивать не стала – пистолет просто на столе оставила. Сказала лишь:
– Спасть ложись, потом поговорим.
Я лег и словно в яму провалился: уснул через секунду.
Когда проснулся – часы показывали без четверти пять утра. Немудрено, в общем-то, почти двенадцать часов проспал. Настя спала, натянув одеяло почти до макушки. Я нагнулся, поцеловал ее в эту самую макушку, затем встал. За окном было темно, только круг света от фонаря с фасада нашего дома освещал участок улицы. Снег шел, но не сильно. Дальше по улице еще такой круг должен быть, у следующего дома, но мне из окна его не видно, стенки здесь толстые.
Две машины подъехали, одна за другой, и остановились прямо в кругу света. Это и было основной ошибкой тех людей, что на них приехали, но ошибкой понятной, простительной: люди останавливались на свету потому, что это уже в крови было, в условный рефлекс превратилось. Я бы тоже остановился на свету, почти наверняка.
Первым подъехал «виллис», из которого вышли трое, все в коротких тулупчиках, ставших уже униформой у местных правоохранителей, в вязаных шапочках, у всех автоматы, сплошь ППШ. На капоте «виллиса» эмблема из щита с мечом, Горбезопасность. Вторая машина была знакома – серый «жук» на подвеске «кюбеля». Из него двое выбрались, подошли к первым трем. Эти как попало одеты, один из них толстый.
Остается только попытаться угадать – за кем это? За нами, я уже угадал, такой я весь из себя прозорливый.
– Милославский, сука, – прошептал я. – Не выдержал, да? – и, обернувшись к спящей Насте, потряс ее за теплое плечо: – Подъем, тревога!
– Что? – испуганно вскинулась она.
– Тихо. Одевайся и будь готова, за нами приехали.
– Кто? – Голос стал чуть спокойней, начала просыпаться.
– Ну кто может быть, Горбезопасность и какие-то уроды из тех, что с Пашей были.
Вот так… зря я уважаемого профессора сам перед собой оправдывал. А все очень просто оказалось: днем меня вязать несподручно было, а вот так, под утро домой заявиться – так и нормально. Уже вроде и можно. Постучать в дверь, представиться, потребовать открыть… и ведь я открыл бы, вот ей-богу открыл бы, не рискнул бы ничего предпринимать, если бы тот самый «жук» следом не притащился. А вот с ним картина резко меняется – веры в то, что тут у нас все по закону, уже не так много. То есть совсем ее нет. И если эти двое останутся ждать снаружи, а в подъезд пойдут только те, кто на «виллисе», то тогда вообще все ясно.
Сам я при этом одевался с такой скоростью, что когда компания снизу разошлась в стороны, я был и одет и уже обут.
Так… им еще в дом войти надо, а для этого сперва требуется добудиться Петра Геннадьевича, который под утро спит так, что звонить придется долго, а потом еще и через «засветку» пройти, а это с минуту займет, пока всех троих просветит. Какие ему ксивы ни суй, но без проверки через тамбур он никого не пропустит. Поодиночке они наверх не попрут, не решатся, да и глупо это на такое дело в одиночку переть, значит, пойдут втроем. И что дальше? Стучать в дверь будут, однозначно. Если бы это кино – можно было бы прямо через нее палить начать, но они уже к этому готовы будут. И меткость через дверь никакая, то есть дальше начнется перестрелка, мы окажемся в ловушке, и достать нас отсюда или просто забросать гранатами – дело техники и времени. Кранты нам тогда. А как надо действовать?
А знаю как. Точно знаю. Неожиданность – наше все.
– Настя, собирай все барахло, будем уходить, – обернулся я к ней, тоже уже одетой, разве что еще тулуп не натянула.
– Куда?
– Там видно будет. К аэродрому, наверное. Не знаю еще, отсюда подальше.
Все как и ожидал: двое из «жука» остались ждать, трое пошли в подъезд.
Звонок слышен даже с улицы, это Геннадьевича будят. Хорошо, что я заранее подумал о том, что смываться придется, и два «тревожных рюкзака» собрал. И магазины набиты, и в разгрузку запиханы. Подскочил к двери, открыл и замок, и засов, отпустил – нет, держится на месте, сама по себе не открывается. Так, теперь веревка нужна, веревка, с улицы уже приглушенно голоса слышны, комендант в окошечко выглянул, а ему наверняка удостоверения суют – вроде как все законно и нормально.
Так, к окну, сюда не смотрят вроде, да и все равно ни черта с улицы не разглядишь, теперь шпингалеты открыть… Бумага с треском оторвалась, посыпалась пакля. Второе окно… меня за ним разглядеть не должны. Только шпингалеты пока не открывать. Но холодом как сразу потянуло…
Блин, как же плохо без мобильного, Федьку бы предупредил… если его уже не того… Ладно, а пока веревка мне нужна, без веревки никак. Заскочил на кухню, резанул ножом натянутую там бельевую, на которой трусы-носки и прочее развешивали, – тут ведь стиральных машин тоже как бы нет. Один конец к ручке двери, чуть натянул – блин, открываться дверь начала, не годится ни хрена. Кусок газеты оторвал, сложил в фунтик и снизу, между полотном и косяком, воткнул – отлично, кое-как держится, а сильнее мне и не надо.
Дверь снизу хлопнула, вошли в подъезд, Геннадьевич их светит сейчас. Скоро уже поднимутся, и тогда начнется…
