– Перезарядка! Прикрывайте!
Вновь негромкий металлический звук магазинных защелок. Перемахнув через борт, я вытащил из кобуры пистолет, чтобы иметь возможность орудовать одной рукой, подошел, удерживая его на уровне глаз, к машине, похожей сейчас на дно дуршлага. Достал из сумки фонарик «жучок», посветил внутрь.
– Что там? – спросил Федька.
– Фарш, – ответил я, и именно это слово как нельзя точнее характеризовало то, что я увидел.
Грузовик был небольшим, полуторка «штайр», да еще и с необычной пятиместной кабиной, с коротким кузовом. В кабине было четверо. Двух передних изорвало буквально в клочья – в каждого пришлось, наверное, по паре десятков пуль. Они были похожи сейчас на пропитанные кровью кули тряпья, на которые кто-то бросил автоматы.
Чтобы заглянуть на заднее сиденье, пришлось открывать дверь. Ствол кольта уставился в темноту кабины, зажужжавший вновь фонарик разогнал темноту. Один труп, хоть изорван и поменьше, крупный мужик с усами, черты лица восточные. Руки так и сжимают карабин М1 вроде моего. Второй молодой, кровью забрызган, куда ему попало? Ну-ка…
– Федь, давай сюда! Настя, прикрывай! Здесь живой!
– Ну и кончай его! – крикнул Федька. – Тут крови столько, что даже я чую, – прикинь, что сюда прискачет?
– Мы его с собой! Помогай!
Все это время уцелевший смотрел в ствол кольта не отрываясь. Глаза бешеные от страха, руки, которые он попытался поднять, словно бы защищаясь, трясутся мелкой дрожью.
– Чего вылупился? Вылезай, – сказал я ему.
Тот продолжал таращиться на меня, не реагируя на слова, словно в ступор впал. Когда подбежал Федька и взял его на прицел, я обежал расстрелянный грузовичок с другой стороны, рванул дверцу и потащил выжившего за шиворот. Тот не сопротивлялся и кулем выпал из кабины мне под ноги. Бросив его лицом в снег, я навалился на него коленом, завернул руки за спину и начал беспомощно крутить головой по сторонам, соображая, чем бы его можно было связать. Тут подскочил Федька и, не говоря лишних слов, двумя взмахами ножа обрезал ремень с противогазной сумки, висевшей у пленного на плече. Им мы ему руки и связали. Не слишком надежно получилось, но пока хватит. Подхватили с двух сторон, даже не сняв кобуры с пояса, и потащили к «блицу».
– Так, блин, как его наверх тащить? – озадачился я. – Борт откинем?
– Блин, какой борт, Вов, валить отсюда бегом надо! – уже явно разозлился Федька. – И еще из переулка этого дерьмового выбраться – гля, они же нам выезд закрыли начисто. А вперед некуда: тут снега полно, даже дороги не видно.
Я сдернул у пленного с рук ремень от сумки, вытащил из кобуры у него на поясе «вальтер П38», ткнул кольтом в спину:
– А ну полез, быстро! И в кузове мордой в пол, сразу, понял? А то ногу прострелю и здесь оставлю без всякого оружия. Бегом марш, тебе что непонятно?
Пленный тормозил, а вот Настя поняла все правильно. Пока тот карабкался через борт, держала его под прицелом. А когда он улегся, сложив руки на затылке, сказала:
– Ты хотя бы дыхни неровно – убью сразу!
Тот, похоже, поверил. Ну и правильно. А я обернулся к расстрелянному грузовику. Точно, весь выезд загораживает. И чего теперь с ним делать? Капот вроде и не прострелен, заглох он наверняка потому, что уперся в препятствие. Что из этого? Лезть внутрь, где все кровищей насквозь пропитано? И стать приманкой для каждой мерзкой твари в окрестностях? Да и просто противно. А с другой стороны, какие еще есть выходы? Я никаких не вижу, если честно.
Глянул на Федьку. У него, похоже, мысли точно такие же.
– Федь, давай за руль, тут я сам.
– Успею за руль, прикрою пока, – сказал он, настороженно поглядывая по сторонам.
Мне тоже как-то вспомнилась та тварь, что прыгала с крыши на крышу. Сколько до нее отсюда? И за сколько она успеет допрыгать?
Подбежал, расталкивая снег ногами, до водительской двери «штайра», открыл. Посыпался водопад стекла под ноги. Схватил убитого водителя за край воротника дубленки, не испачканный кровью, рванул на себя. Тот вывалился, но ноги остались в машине. Черта с два я так влезу, придется оттаскивать. Вцепился руками в воротник, дернул – нет, нога за что-то зацепилась. Пистолет мешает, но хрен я его в кобуру спрячу – страшно.
– Ну чего ты там копаешься? – спросил Федька.
– Застрял, падла, – ответил я, бросив труп и опять с фонариком заглядывая в кабину.
Ну точно, сапог застрял между педалями. Пришлось нагнуться, кое-как выдернул. Отволок труп к забору – за ним остался широкий кровавый след. Блин, да сюда от самого Красношахтинска сейчас тварей набежит – на весь свет пахнет, наверное.
Так, сиденье залито кровью полностью – и подушка, и спинка. Надо бы чего-нибудь бросить, или я сам как этот мертвец сейчас буду. Сразу Рома вспомнился, разорванный тварью из-за одного-единственного пятнышка крови на одежде. Как-то не вдохновляюще все получается.
Так, над кузовом «штайра» дуги, тент натягивать. А где сам тент? Подбежал к кузову, посветил – есть, вот же он, в рулон свернут. Схватил тяжелый, скользкий и холодный на морозе брезент, потащил из кузова. Перехватил поудобней, повернулся – и увидел, как на забор почти бесшумно запрыгнул мартыхай – небольшое, проворное и чертовски опасное порождение Тьмы, напоминающее словно вырезанный в нашей действительности контур обезьяны, заполненный абсолютной Тьмой.
– Мля, – сказал я, роняя свернутый брезент себе под ноги и перехватывая пистолет двумя руками.
Тварь напружинилась перед прыжком.
Трудно целиться в темноте в цель, состоящую из Тьмы.
Выстрелы захлопали один за другим, тварь дернулась от попадания тяжелой пули, но все же прыгнула, целясь в лицо. Я увернулся боксерским нырком, скакнул в сторону, опять вскидывая пистолет. Мартыхай ударился в борт кузова и отлетел в снег, оказавшись в свете луны на его фоне очень хорошей мишенью. Я выпустил в него четыре оставшихся патрона из магазина, перезарядил и втолкнул в кобуру, схватившись уже за автомат.
Загрохотал Настин ППШ, к нему присоединился автомат Федьки. Я обежал «штайр» со стороны кузова, и Федька рывком направил автомат на меня, заставив в испуге кинуться в снег. Федька выматерился, крутанулся на пятке, оглядывая заборы вокруг в поиске целей.
– Где они?
– Вон, гляди, у забора, – крикнул он, и я увидел еще одну черную тушку, словно бы покрытую клубами непроницаемо черного дыма. – И отгони ты на хрен эту машину, что ты здесь крутишься? – заорал он.
Вновь выстрелила Настя. Одна короткая очередь, вторая, с крыши соседнего домика, осевшего и покосившегося, что-то посыпалось. А все верно: если я эту машину сейчас не уберу, то нам кранты. Опель ее задом вытолкать не сможет – совсем развернет, и та встанет враспор в этом узком проезде, и тогда вообще хана.
Чувствуя, как волосы пытаются встать дыбом даже под вязаной шапкой, а то и вовсе там, где их даже нет, я, водя стволом ППШ из стороны в сторону, пошел обратно, в страшный черный угол между разбитым грузовиком и высоким забором. Блин, ну почему этот «штайр» не японец праворульный, а? Как бы удобно сейчас было!
