– Я говорю, что у тебя в штанах?
– Пистолет.
– Ты что, собралась бежать с пистолетом?
– Конечно, как же без него. Мало ли что с нами в дороге
может случиться… Это хорошо если мы сейчас из дома выйдем, а там какая-нибудь
машина стоит. Может, на связке ключей, которую мы нашли, помимо ключа от
входной двери, ключ от машины есть и нам посчастливится отсюда уехать. А если
там ни одной машины нет… Если на этих машинах друзья Экрама уехали… Что тогда?
Тогда нам придется выбираться отсюда своим ходом. Не забывай, что кругом горы и
лес. Мало ли что по дороге может с нами случиться. Мы сейчас без пистолета как
без рук. Ты глубже смотри, а не поверхностно.
– Тоже верно.
Направившись к входной двери, мы остановились и почти
одновременно перекрестились.
– Господи, а я-то зачем крещусь, я же такая
грешница… – немного испуганно произнесла Ленка.
– Бог простит твои грехи. Когда домой вернемся, в
церковь пойдешь, будешь их замаливать. Ты человека убила во имя нашего
спасения. В конце концов, если бы не мы его, то он бы нас… Это была просто
самооборона.
– Да разве для бога в убийстве бывает оправдание? Разве
убийцы в церковь ходят?
– Ходят. Сама говорила, что из любого правила бывают
исключения. Если хочешь знать, то даже профессиональные киллеры носят на шее
цепь с крестом и после каждого убийства ставят свечки за упокой. Это у них как
ритуал.
Открыв входную дверь, мы выбежали на улицу и вдохнули
свежего воздуха.
– Боже мой, хорошо-то как!
– Хорошо!
Обойдя весь дом, мы не нашли ни одной приличной машины, на
которой бы можно было уехать Только старый микроавтобус со спущенными колесами
и разбитыми окнами.
– Вот это да, – от пережитого я буквально
прокусила нижнюю губу и взглядом, полным ужаса, посмотрела на темные
горы. – Что ж теперь делать-то? Пешком в горы… Далеко не уйдем. Я боюсь,
там даже нет никаких поселений. Надо с собой взять еды и воды. Да и то, надолго
ли нам этого хватит?.. Может, дождемся, пока кто-нибудь приедет в дом? В конце
концов, у нас есть пистолет. При желании вырубим и завладеем машиной.
– Можно и так. А вдруг приедет не один, а несколько
турок и у нас ничего не получится? Теперь у нас хоть есть шанс убежать, если
что, так мы и этого лишимся.
В этот момент я слегка дернулась и повернула голову в
сторону пристройки к дому.
– Лен, ты слышишь?
– Слышу, – почти задыхаясь от страха, сказала Ленка.
– Что это?
– Кто-то стонет или плачет.
– Может, пойдем посмотрим?
– А может, не надо? У нас у самих беда, зачем мы будем
касаться другой?!
– Лен, но ведь это не мужской голос, а женский. Мы
должны посмотреть.
– Ты и вправду так считаешь?
– Да. Вдруг там нужна помощь точно такой же девушке,
как мы. Ты только представь, чтобы кто-то из наших соотечественниц прошел мимо
нас…
– Как скажешь.
Ленка достала из кармана спортивных брюк пистолет и взяла
меня за руку. Мы стали медленно двигаться в сторону пристройки к дому. Дверь,
ведущая в пристройку, оказалась закрыта на большую щеколду, которую мы
совершенно безболезненно открыли. В лицо нам резко пахнуло сыростью и
тухлятиной. Впереди царила кромешная темнота. Я сделала шаг вперед и ощутила
ступеньку.
– Лен, здесь лестница, ведущая вниз.
– Светка, может, не надо испытывать судьбу… Сколько
можно. У нас сейчас появился прекрасный шанс сбежать, а ты предлагаешь опять
вляпаться в какую-нибудь малоприятную историю. Мы же не служба спасения, нам бы
свою жизнь спасти.
– Лен, но там девушка стонет, – мне казалось, что
от таких жалобных звуков мое сердце буквально разрывается на части.
– Тогда я достану пистолет. Чем черт не шутит.
– Доставай.
Я сделала шаг вперед и почувствовала, как наступила на
что-то твердое.
– Ой, что это?
– Что там у тебя?
– Я, кажется, на что-то наступила.
– На что?
Я наклонилась и подняла с пола фонарик. К моему удивлению,
он работал. Теперь, когда темноту прорезал пусть даже слабенький луч, нам было
намного легче ориентироваться.
– Кто-то специально положил фонарик рядом со
ступеньками. Очень удобно. Включил и спустился вниз.
Лестница, по которой мы спускались вниз, была похожа на
винтовую и вела в комнату без единого окна, напоминающую подвал. Посреди
комнаты лежала истекающая кровью девушка, руки и ноги которой были связаны
плотной веревкой. Нос девушки был перебит и ушел куда-то в сторону. Глаза
заплыли кровью и, по всей вероятности, совершенно ничего не видели. Лицо
напоминало кровавое месиво. А тело… На тело было страшно смотреть. Это было
тело изголодавшегося, забитого человека, которое не вызывало ничего, кроме
приступа дикого ужаса и ощущения самого настоящего кошмара.
– Бог мой. – Я почувствовала, как закружилась моя
голова и подкосились ноги.
– Свет, скажи, что все это нам снится, –
пробормотала перепуганная Ленка.
– Нам уже давно ничего не снится.
Видимо, девушка услышала голоса и застонала еще громче.
Сквозь стоны прорывались отдельные слова, смысл которых до нас доходил с
трудом.
– Кто здесь? Вы русские? – еле разобрала я.
– Русские. Что с тобой?
– Не знаю. Все болит. Я почти ничего не вижу. Я хочу
пить. Скажите, я еще живая или уже умерла?
– Живая.
– Жаль.
– Что жаль? – От услышанного я чуть было не
рухнула на пол.
– Жаль, что я живая. Каждый день я молю господа бога о
том, чтобы он забрал меня к себе. Каждый день… Если бы вы только знали, как я
хочу умереть… Как я хочу…
– Да ты что такое говоришь? – не меньше моего
опешила Ленка. – Ты только подумай, что ты говоришь! Тебе лет-то сколько?
– Не знаю.
– Как это не знаешь? – не на шутку перепугалась я.
– Когда я сюда приехала, мне было восемнадцать.
– А когда ты сюда приехала?
– Не знаю. Я уже давно потеряла счет времени. Когда мы
стали работать, у нас не было календаря. Мы не знали ни чисел, ни месяцев.
