– Значит, тебе и сейчас восемнадцать. Вы могли
различать время по погоде на улице, по времени года. Скажи, на улице было
холодно?
– Снега я не видела, хотя говорят, что в Турции он тоже
бывает.
– Все правильно, тебе и сейчас восемнадцать. Просто
здесь время тянется медленно. Тебе кажется, что прошла целая вечность, а прошло
всего несколько дней. Ты же совсем молоденькая, тебе жить да жить.
Я нагнулась к девушке поближе и принялась разматывать
веревку на ее руках.
– Осторожно, у меня кисть сломана. А впрочем, я не
чувствую боли.
– Да кто ж тебя так?
– Экрам.
– За что?
– За то, что я плохо работала.
– Ты приехала не одна?
– Нет. Нас приехало четверо.
– Откуда?
– Из Воронежа. Мы должны были работать спортивными
инструкторами на пляже. Я окончила спортивную школу. Мастер спорта по легкой
атлетике. Затем стала преподавать в спортивной школе. Платили копейки. А тут
такое предложение. Вот мы с другими девчонками – тренерами по плаванию и
поехали. Думали денег подзаработать да в придачу на море отдохнуть. С нашей
специальностью нечасто появляется возможность подзаработать за границей. А тут
такое везенье.
– Оно и понятно. Когда набирают на работу за границей,
никто никогда не скажет, что требуются проститутки. Тут у всех одна
специализация, узкопрофильная. Приезжают все с разными специальностями, а затем
работают по одной, потому что тут у всех нас только одно предназначение. А где
остальные?
– Не знаю.
– Как это не знаешь?
– Сначала мы все были вместе. А затем их куда-то
перевезли. Больше я их не видела.
– А тебя почему здесь оставили?
– Я кинулась на Экрама с кулаками. Он подложил меня под
какого-то садиста, который разорвал меня по швам. Я не знаю, как я осталась
жива. После того как я ударила Экрама, он меня сюда притащил и надругался
вместе со своими дружками.
– А ты здесь давно?
– Я не знаю. Может, давно, а может, и нет. Мне кажется,
что давно. Меня постоянно бьют. Не кормят, только дают воды, а иногда и вообще
не заходят. Забывают, наверно.
В тот момент, когда Ленка принялась освобождать ноги
девушки, несчастная застонала и скорчилась от боли.
– Что у тебя с ногами? – не на шутку перепугалась
Ленка и сморщилась от ужасного запаха, который говорил о том, что пленницу ни
разу не выводили в туалет.
– Не знаю. Сначала я их не чувствовала, а теперь, когда
вы до них дотронулись, мне стало очень больно. Никакой мочи нет.
– Потерпи.
– Девочки, родные, вы сами-то откуда?
– Мы из Москвы, – не слишком уверенно ответила я.
От невыносимой вони к моему горлу подступила страшная тошнота.
– Девочки, родные, я вас очень прошу. Мне уже не жить.
Вы лучше убегайте побыстрее отсюда, пока с вами не сделали то же, что и со
мной. Я вас умоляю, помогите мне, пожалуйста. Помогите…
– Мы и так тебе помогаем.
– Нет, не так.
– А как?
– Убейте меня, пожалуйста. Родненькие мои, убейте!
– Ты что такое несешь? Ты еще молодая. Тебе жить да
жить. – Ощутив, что я все же могу справиться с резким приступом тошноты, я
почувствовала, как на мои глаза накатились слезы. – Тебе еще детей рожать
и воспитывать…
– Никого мне уже не рожать и не воспитывать. Мне уже
никто не поможет. Убейте меня, пожалуйста. Я вас умоляю. Меня зовут Ника.
Вернее, это меня мама так всегда называла, а вообще мое полное имя Вероника.
Вероника Темнова. Я из Воронежа. У меня адрес легкий. Я в самом центре живу.
Город Воронеж, улица Ленинского Комсомола, дом пятнадцать, квартира семь. Там
живут мои мама и папа. Я у них одна-единственная. Они меня очень любят и очень
сильно за меня переживают. Просто мы очень бедно живем, вот я и хотела им хоть
как-то помочь. Денег привезти, чтобы они гордились, какую дочь вырастили. Вы
когда до родины доберетесь, вы, пожалуйста, как будет свободное время,
наведайтесь в Воронеж, обнимите моих родителей и скажите, что я их очень люблю.
Они у меня очень хорошие. Мама в библиотеке работает, а папа на стоянке машины
сторожит. Они дружно живут и по мне скучают. А рядом со мной на лестничной
площадке, в восьмой квартире, мой парень живет, Гришка. Он очень хороший. Он из
армии недавно пришел, а я честно его дождалась. Каждый день ему письма писала.
Он не хотел, чтобы я сюда ехала, но я его сама уговорила. Сказала, как только
по контракту отработаю и вернусь, мы сразу поженимся. Гришка обещал сюда
приехать, меня навестить. Девочки, скажите ему, что я его очень люблю, что мне
никто, кроме него, не нужен, что те два года, когда он был в армии, я ни на
одного парня даже не посмотрела. Он у меня один-единственный и неповторимый.
Скажите ему, что я даже на том свете любить его буду. Потому что люди умирают,
а настоящая любовь жива всегда.
– Господи, не говори ничего. Ты будешь жить.
Взяв девушку за руки и за ноги, мы поволокли ее вверх по
ступенькам на улицу. Конечно же, в глубине души мы обе понимали то, что, даже
вытащив ее на улицу и напоив водой, мы вряд ли сможем ей чем-то помочь, потому
что сейчас мы сами нуждались в помощи. Мы обе об этом знали, но боялись
произнести эту мысль вслух.
Девушка по-прежнему стонала и постоянно повторяла одну и ту
же фразу:
– Девочки, родненькие, ну прекратите вы меня мучить. Я
умоляю вас меня убить. Я сама вас об этом прошу. Девочки…
– Ну что ж ты такое говоришь! – смахнула слезы
Ленка. – Как же мы можем своих-то добивать. Мы же соотечественницы… Мы
обязаны друг другу помогать. Обязаны…
Положив девушку прямо на землю у входа в дом, я посмотрела
на Ленку усталым взглядом и еле слышно произнесла:
– Лен, а куда мы с ней?
– Не знаю, – пожала плечами та. – Если мы
возьмем ее в горы, то загнемся в горах вместе с ней. Нет гарантий, что мы сами
выживем.
Я склонилась над девушкой и как-то глухо произнесла:
– Ника, ты на свободе. Мы вытащили тебя из подвала. Уже
начинает светать. Надо что-то делать. В любой момент сюда могут приехать друзья
Экрама. Скажи, что ты сейчас хочешь?
– Я хочу, чтобы вы меня убили, – так же глухо
ответила девушка.
– Ты пить хочешь?
– Очень.