– Что же будет дальше? – вновь
повторила я свой вопрос и почувствовала, как меня зазнобило.
– Светка, ну ты как?
Я повернула голову и увидела стоящую рядом с
собой Наташку, на голове которой виднелась бинтовая повязка, закрепленная
пластырем.
– Наташа, что это?
– Повязка, – показала на свою голову
Ната.
– Я вижу. У тебя что-то серьезное?
– Да нет. Особо ничего. Но немного
подштопали.
– Швы наложили?
– Ерунда. Потом снимут. Удар сильный,
оказывается, был.
– Тебе больно?
– Ну как сказать? Неприятно.
– Ты держись. Я знаю, что больно.
– Куда я денусь…
Увидев проходящую мимо нас медицинскую сестру,
которая только что вышла из операционного блока, мы тут же бросились к ней и
чуть ли не в один голос заговорили:
– Простите, вы не скажете, как самочувствие
мужчины, которого оперируют?
– Пока ничего сказать не могу. Операция
идет полным ходом.
– Ну он хоть живой?
– Живой, – устало улыбнулась
женщина, но затем сразу же приняла серьезный вид. – Ранение очень
серьезное. Задеты жизненно важные органы, поэтому что-либо прогнозировать
нельзя.
– А надежда-то хоть есть? – Я
посмотрела на женщину умоляющими глазами.
– Надежда всегда есть. А как же без
надежды?
Без надежды никто такие операции делать не
будет. А вообще, мужчина молодой, крепкий, может и выкарабкаться. Организм
сильный, сопротивляется. А вы ему кто?
– Это его будущая жена, – тут же
представила меня Ната.
– Наташа, прекрати! – Я в очередной
раз захотела провалиться сквозь землю.
– А что прекращать-то? Я говорю как есть.
Он на ней жениться пообещал.
Женщина вновь устало улыбнулась.
– Ждите. А еще лучше домой езжайте.
Звоните и узнавайте. Неизвестно, сколько вам здесь сидеть придется.
– Ни в коем случае не уезжайте! –
подошла к нам другая медсестра операционного блока. – Уже милиция выехала.
Вам нужно ее дождаться.
– Зачем?
– Затем, что к нам в больницу привезли
человека с огнестрельными ранениями. Мы просто обязаны сообщить это милиции и
все, как положено, зарегистрировать. Вы же свидетели. Должны будете пообщаться
с милицией, ответите на вопросы.
– Да нам домой нужно ехать. –
Наталья тут же посмотрела на часы. – Времени-то уже сколько! Мы с милицией
в следующий раз встретимся.
– Нет, девочки, вам нужно ее дождаться.
– Да какая милиция? Время действительно
позднее, – согласилась я со своей подругой. – В милиции ведь тоже
люди работают, а это значит, что им по ночам спать положено. Зачем людей
отвлекать от работы…
Не успела я закончить свой вопрос, как из
операционного блока спешно выбежала женщина-врач и быстро произнесла:
– Срочно нужна кровь второй группы!
– У меня вторая группа, – тут же
ответила я.
– Вы согласны?
– Конечно… Берите сколько потребуется.
После того как я отдала часть своей крови
Илье, я почувствовала головокружение, шум в ушах и общую слабость. Наталья
сидела в приемном покое и общалась с людьми в милицейской форме, рассказывая им
о том, как на дачу ворвался Влад и между двумя братьями завязалась перестрелка.
Сев на стоящий рядом с ней стул, я прислонилась головой к стене и подтвердила
показания подруги, назвав при этом адрес своей дачи. На вопрос по поводу того,
что Илья делал на моей даче, мне пришлось придумать сказку о том, что он просто
устал от всей городской суеты, от собственного бизнеса и неограниченного
количества дел, попросил уединения и захотел немного побыть в одиночестве,
чтобы снять накопившуюся усталость, поразмышлять и покончить с нечаянно
нахлынувшей тоской и депрессией. Что касается Влада, то мы обе промолчали про
то, что я погналась за ним с пистолетом. Свой рассказ мы закончили на том, что
раненый Влад попытался произвести еще один выстрел, чтобы добить своего брата,
но так как в патроннике больше не оказалось патронов, его попытка не удалась, и
он в спешке покинул дом. Когда многочасовая беседа закончилась, мы встали и
вновь направились к операционной. Я шла, крепко вцепившись в Наташкину руку, и
немного пошатывалась.
– Света, тебе совсем плохо?
– Голова кружится. Я еще никогда так
много крови не сдавала.
– Тебе сладкого чая нужно. Да лечь
полежать.
– Позже.
– Что позже-то? Ты выглядишь как
покойница, – испуганно покосилась на меня Натка.
– Наталья, вот идем мы с тобой по
коридору, взявшись за руки, и плакать хочется от нашего вида…
– Почему?
– Да потому. Я только думаю, какие же мы
с тобой несчастные…
– Почему это мы несчастные? – тут же
воспротивилась моим словам Наталья.
– Я обессиленная. Того и гляди рухну на
пол и отойду в мир иной, а у тебя на голове чепец прикольный из ваты с
пластырем… Тебе вообще голову зашили, тебе сейчас все простить можно. И зачем я
на тебя злилась? Как же я сразу не поняла, что тебе голову пробили? Злиться на
тебя – последнее дело. Ты мелешь все, что ни попадя. Так вот идем с тобой такие
несчастные… Одна стала бескровной, другая с пробитой головой… И пожалеть-то нас
некому…
– А нас не нужно жалеть! Мы жалости не
терпим! – не согласилась со мной Наталья. – Ничего страшного, что мы
со стороны так жалко выглядим, что у нас крови нет и голова пробита. Зато
внутри такая силища, что никому не снилось!
Я с трудом улыбнулась и тут же бросилась к
вышедшей из операционной уставшей женщине:
– Простите, а операция уже закончилась?
– Закончилась.
– И что?
– Что значит ваше «что»?
– Он жив?
– Простите, а вы пострадавшему кем
приходитесь? – обратила свой вопрос ко мне женщина.
– Она его будущая жена, – сразу
сообразила Наташка. – Так вы нам скажете, он жив или нет? Свадьба-то
будет?
– Насчет свадьбы пока не знаю. Но мужчина
жив.
– Что значит это «пока»?
