Она выглядела еще более неподвижной, чем обычно. Доктор Рисби отвернулся. Боже, подумала я, через минуту он уйдет и никогда больше не вернется. А это будет означать, что Еве невозможно помочь и все мои жалкие попытки ни к чему. Я уже готова была кинуться к нему и умолять дать ей еще хоть один шанс.
Вдруг он резко обернулся.
— Встать! — буквально заорал он.
Ева сдвинулась в кресле и вдруг, с видимым усилием, встала на ноги. Доктор Рисби ласково улыбнулся и положил руку ей на плечо.
— Видишь, как это, оказывается, просто, Ева, милая. У тебя еще есть сила воли. Вот посмотришь, мы все поправим. Конечно, это будет нелегко, но мы вернем тебя к нормальной жизни. Теперь я знаю — надежда есть. И это даже не займет слишком много времени. Ты можешь двигаться — значит, все будет хорошо. Ну, а теперь позволь я помогу тебе сесть.
Ему даже не пришлось прилагать усилий — колени ее подогнулись сами собой, и она безвольно опустилась в кресло.
— Для Евы это так же утомительно, — объяснил он мне, — как для вас, Анджела, была бы, например, часовая прогулка быстрым шагом. Но теперь-то я могу пообещать вам обеим: она обязательно поправится. У нее для этого достаточно сил — и физических и душевных. Постепенно ты поймешь, Ева: то, что с тобой случилось когда-то, то, что вызвало такой шок, совсем не так ужасно. Время — лучший лекарь. А теперь попросим Анджелу проводить меня. Мой экипаж ждет у ворот. Не забывай же о том, что я тебе сказал, Ева. У нас теперь есть не просто надежда — у нас есть уверенность.
Я была в таком восторге, что едва могла говорить. Идя рядом с ним по коридору, я пролепетала:
— Спасибо, доктор. Вы сотворили настоящее чудо.
— Никакое это не чудо, — ответил он. — То есть нет никакого чуда в том, что я делал. То, что мой прием сработал — да, это почти чудо. Вообще-то прием известный, но далеко не всеми признаваемый, хотя неоднократно доказанный. Я применяю его во всех подобных случаях и, знаете, каждый раз продвигаюсь на шажок вперед в изучении человеческого мозга, все ближе к тому моменту, когда истина будет признана всеми. Тогда можно будет всерьез заниматься лечением. Так что это я вас должен благодарить.
Внизу нас встретила миссис ван Дорн. Я затаила дыхание: что если она знает доктора Рисби в лицо?!
— О, миссис ван Дорн! Это мой старый друг, Николас Рисби, пришел навестить меня.
— Счастлив познакомиться! — доктор Рисби поцеловал ей руку.
Похоже, его мальчишеская улыбка пленила ее.
— Рада видеть вас в нашем доме, сэр. Пожалуйста, приходите в любое время. Анджела у нас совсем недавно, но мы все уже успели ее оценить. Конечно, у нее должен быть свой круг знакомых.
— Благодарю, миссис ван Дорн, — ответил он. — Не премину воспользоваться вашим гостеприимством.
— Проводите мистера Рисби, моя дорогая, — сказала она дружелюбно. — Я загляну к Еве, так что можете не очень спешить.
— С Евой все в порядке, — сказала я. — Мне кажется, ей намного лучше.
— Вот как? Это хорошая новость. Пойду посмотрю сама.
Миссис ван Дорн пошла к лестнице, а мы вышли из дома. Доктор Рисби взял меня за руку и повел по тропинке к воротам. Некоторое время мы молчали, погруженные в свои мысли. Мои были в воспоминаниях о том, как он обнимал и целовал меня. Его, похоже, были о том же: я почувствовала его руку на талии. Он осторожно привлек меня к себе. Присутствие этого человека вселяло покой и умиротворение, которых раньше я никогда не испытывала. И в то же время волновало так, что сердце готово было выскочить из груди.
— Надеюсь, я не слишком шокировал вас поцелуем и объятиями в присутствии экономки, — произнес он спокойно.
— Нет, я не была шокирована, но оказалась совершенно не готовой к такой жаркой встрече. — Искоса взглянув на него, я поймала на себе внимательный взгляд.
— Понимаю. Боюсь, что придется привыкать. А значит, мы с вами будем больше чем друзья.
— Что вы имеете в виду?
— Ну, вы же не позволяете каждому встречному обнимать и целовать себя. Очень надеюсь на это.
Он очень правдоподобно изобразил благородное негодование.
— Конечно, нет, — ответила я, тоже с негодованием.
Я попыталась высвободиться из кольца его рук, но оно сжалось еще плотнее. Мне не хотелось бороться с ним — это выглядело бы глупо.
— Прошу вас, уберите руки с моей талии.
— И не подумаю, — ответил он. — А чтобы успокоить вас, скажу вот что: если бы у меня не было огромного желания поцеловать вас, я не стал бы этого делать. Просто пожал бы вам руку, поклонился — и все.
— Как, доктор… вы хотите сказать…
— Я хочу сказать, что влюблен в вас. Это случилось еще в колледже, но, знаете, педагогическая этика…
— Да, да, понимаю…
— Теперь вы, слава Богу, не студентка, да и я не преподаватель. Что может помешать мне признаться в тех чувствах, которые переполняют меня? Анджела, могу ли я надеяться, что вы разделяете мои чувства? Не забывайте — я психиатр, поэтому разбираюсь в человеческих эмоциях лучше, чем кто-либо другой.
— Теперь я чувствую себя совершенно беззащитной.
— Можно это понимать как признание? — Он остановился и посмотрел мне прямо в глаза.
— Знаете, в колледже мне тоже казалось, что я в вас влюблена.
— А теперь больше не кажется?
— Подождите, дайте же мне закончить. Тогда я подумала, что это просто глупое чувство школьницы к красивому учителю, ну, как это часто бывает. Но сегодня, в тот момент, когда я вас увидела, я поняла — нет, это не школьная влюбленность. Я вас действительно люблю, доктор. Все это время я только и думала, как бы скрыть это от вас.
— В этом больше нет необходимости, Анджела. И, пожалуйста, перестаньте называть меня доктором. Не то нас обязательно разоблачат. — Помолчав, он добавил: — А знаете, я действительно уверен, что нам удастся вылечить Еву.
— Я верила в это с самого начала. С того момента, как она показала, что понимает меня. Знаете, она реагирует на доброту.
— Анджела, дорогая моя, — воскликнул он и привлек меня к себе.
Мысли его были совсем не о Еве, теперь это было ясно. Такого счастья я никогда раньше даже представить себе не могла. Наши губы встретились. Я тоже забыла о Еве, об этом мрачном имении, о доме, который темной громадой высился позади нас… В теперешнем восторженном состоянии я могла вообразить его сверкающим золотым дворцом прекрасного принца.
Вдруг я почувствовала, что Ник словно бы оцепенел. Едва слышным шепотом он велел мне не шевелиться и не произносить ни звука. Сердце мое колотилось так, что, казалось, разорвет грудную клетку. В следующий момент я почувствовала, что напряжение отпустило его.
— Мне показалось, или я на самом деле что-то услышал. Какие-то звуки. Знаете, здесь так темно и столько теней. Если бы кому-то захотелось напасть на нас незамеченным, сделать это было бы очень легко.
