Там их уже ожидали тачки, извозчики и тележки, чтобы
поскорее рассеять по всему городу.
Гаврик пристроился в конец очереди, где кучкой стояло
несколько человек, по виду нисколько не похожих ни на хозяев киосков, ни на
газетчиков. Скорее всего, это были рабочие. С некоторыми из них Гаврик
поздоровался, как со знакомыми, и они о чем-то быстро заговорили, нетерпеливо
поглядывая на вылетающие из-под прилавка пачки газет.
Пете показалось, что они чего-то опасаются. Наконец очередь
дошла до них.
– Вам? – сказала дама со щучьим лицом, строго разглядывая
незнакомых людей. Всех своих клиентов она знала наперечет, этих она видела в
первый раз. – Вам?
– Нам газету «Правда», – сказал, протискиваясь к прилавку,
пожилой рабочий с подстриженными усами, в галстуке и праздничном пиджаке, от
которого, впрочем, все равно въедливо пахло шеллачным лаком и политурой.
Изволите видеть, тут у нас представители от завода Гена, эллинга Ропита,
ремонтных мастерских, мукомольной фабрики Вайнштейна, пароходства Шавалда и,
так сказать, от мебельной фабрики «Зур и компания». Мы бы попросили на первый
случай экземпляров по пятьдесят на брата…
– Как вы говорите? «Правда»? Первый раз слышу, –
ненатуральным голосом сказала дама и повернулась к старику: – Иван Антонович,
разве наше агентство получает газету «Правда»?
– А в чем дело? – спросил старик, не отрываясь от накладных
и в то же время с неудовольствием оглядев клиентов маленькими, очень острыми
глазками.
– Имеется требование на триста экземпляров какой-то
«Правды», – сказала дама.
– Не какой-то, – заметил Гаврик, – а ежедневной рабочей
газеты, адрес конторы – Санкт-Петербург, Николаевская, тридцать семь. Может
быть, нет?
– Не получена, – сказал равнодушно старик. – Приходите
завтра-послезавтра.
– Виноват, – сказал пожилой рабочий, – не может быть такого
случая. У нас есть телеграмма.
– Не получена-с.
– Как это – не получена! – вспыхнул пожилой рабочий и грозно
нахмурил брови. – Черносотенное «Новое время» получено, кадетская «Речь»
получена, а рабочая «Правда» не получена? Где же тогда ваша поганая свобода?
– А вот я вас за такие слова… Софья Ивановна, сбегайте-ка за
жандармом!
– Что? – тихо сказал пожилой рабочий, еще сильнее сдвигая
свои густые серые брови. – Может быть, вы еще солдат вызовете? Как на Лене?
– Да что вы с ним, Егор Алексеевич, время теряете! – крикнул
парень в фуражке-капитанке, с мутно-синей татуировкой на перевитой жилами руке
видимо, представитель пароходства Шавалда. – Душа с него вон! – и рванулся к
старику, отпихнув по дороге даму со щучьим лицом, у которой шляпка съехала
набок.
Петя зажмурился. Ему показалось, что сейчас произойдет
что-то ужасное, но вместо этого он услышал плаксивый голос старика:
– Только без рук, только без рук…
А когда открыл глаза, то увидел Гаврика, который уже стоял
за прилавком и с торжеством вытаскивал откуда-то снизу пачки газеты «Правда»,
напечатанной на дешевой желтоватой бумаге, с большими буквами названия, такими
же прямыми и строгими, как то слово, в которое они складывались.
– Только имейте в виду, господа: в розницу мы не продаем! –
кипятилась дама. – И на кредит не рассчитывайте. Или забирайте всю партию –
тысячу экземпляров – сразу за живые деньги, или до свиданья, и завтра же ваша
босяцкая «Правда» поедет обратно в Петербург возвратом, и пусть она скорее
прогорит!
Газета была дешевая, общедоступная. В то время как другие
газеты стоили пятак, «Правда» стоила две копейки. Но за тысячу экземпляров надо
было сразу заплатить двадцать рублей – деньги по тому времени большие.
Шесть представителей вывернули карманы, и оказалось, что у
всех у них вместе нашлось всего шестнадцать рублей семьдесят четыре копейки.
– Босяки, нищие, жлобы, а еще занимаются политикой! – одним
духом выговорила дама и повернулась задом, положив вывернутую руку в кружевной
митенке на стопку газет.
– Одну минуточку, – сказал представитель пароходства
Шавалда.
Сбегал в зал первого класса, заложил в буфете свои
серебряные часы и моментально вернулся, неся перед собой на ладони смятую
пятерку.
Таким образом, через десять минут Гаврик и Петя, с пачками
«Правды» на плече, уже шагали на Ближние Мельницы.
Хотя новая газета издавалась вполне легально, с разрешения
начальства, но Петя чувствовал себя государственным преступником. И когда
мальчики проходили мимо городовых, то Пете казалось, что городовые смотрят им
вслед весьма подозрительно. Впрочем, отчасти так и было.
Трудно было не обратить внимания на двух молодых людей –
гимназиста и мастерового, – которые возбужденно и очень быстро шагали по улице
с какими-то свертками на плече, причем гимназист все время осторожно
оглядывался, а мастеровой, отбивая шаг, громко, на всю улицу, свистел
«Варшавянку».
Чем ближе к дому, тем быстрее шли мальчики. Они уже почти
бежали. Иногда Гаврик подбрасывал на плече сверток и, подражая газетчикам,
кричал:
– Новая ежедневная рабочая газета «Правда»! Интересные
телеграммы! Подробности ленского расстрела! – Причем глаза его жарко блестели.
Уже совсем недалеко от Ближних Мельниц, на Сахалинчике,
Гаврик вынул из свертка несколько номеров и, размахивая ими над головой,
побежал изо всех сил, продолжая выкрикивать:
– Царский министр Макаров сказал в Государственной думе:
«Так было, так будет!» Долой палача Макарова! Да здравствует рабочая «Правда»!
Покупайте рабочую «Правду»! Цена номера всего две копейки!.. Так было, но так
больше не будет!
Начинались фабрики и заводы, и здесь Гаврик уже не
стеснялся. Здесь был тот мир, в котором Гаврик чувствовал себя свободно и
независимо. Ворота с золотыми буквами на проволочных сетках. Кирпичные корпуса
и трубы. Бетонная головастая башня маргаринового завода «Коковар» с
колоссальным плакатом, изображавшим мордастого повара, протягивающего блюдо с
дымящимся пудингом. Водопроводная станция, депо, элеваторы…
Кое-где, привлеченные криками Гаврика, из ворот выбегали
рабочие в синих блузах и замасленных фартуках. Некоторые покупали газету и
клали в руку Гаврика медяки, которые он, как заправский газетчик, торопливо
совал в рот, за щеку.
В одном месте, заметив беспорядок, засвистел городовой, но
Гаврик издали показал ему локоть, и мальчики проворно юркнули в переулок.
