В саду слышались голоса. Петя обошел дом и увидел под
черешнями каких-то людей. Слышался стук топора, повизгиванье пилы. Вдалеке
прошел незнакомый парень, неся на плече грубую, новую лесенку, по-видимому
только что сколоченную из горбылей. Другая такая же лесенка уже была прислонена
к дереву, и на верху ее стояла босая девочка, держась одной рукой за ветку,
согнутую под тяжестью желтой черешни, а другой заслоняясь от солнца, которое только
что вышло из моря и било в глаза слепящими, но еще холодными лучами.
– Петя, идите сюда! – закричала девочка.
Петя узнал Мотю.
– Ты что здесь делаешь? – спросил он, подходя.
– Вашу фрукту собираю! – ответила девочка весело, и Петя
заметил корзину, висевшую на ее локте. – А вы нас совсем забыли, – прибавила
она, вздохнув. – Никогда к нам не зайдете на Ближние Мельницы.
У нее на ушах висели в виде сережек черешни, отчего она
показалась Пете еще более хорошенькой, чем раньше.
– Вот видите, – продолжала она, смеясь, проворно обрывая
ягоды и бросая их вместе с листиками в корзинку, – мы уже здесь работаем больше
часу времени, а вы только еще открыли свои глазки. Нельзя быть таким ленивым!
Вас за это бог накажет.
И она так громко засмеялась, что даже поскользнулась.
– Ой, держите меня, падаю! – крикнула она, но удержалась, и
на Петю из корзины посыпались черешни.
– Нет, кроме шуток, что здесь происходит? – спросил Петя.
– Будто вы сами не видите, – ответила Мотя. – Ваши знакомые
пришли снимать урожай, чтобы он даром не пропал.
Петя оглянулся по сторонам. Всюду – под деревьями и на
деревьях мелькали люди, более или менее знакомые ему по Ближним Мельницам.
Среди них Петя с удивлением узнал дядю Федю, Синичкина, старого железнодорожника,
девушку-учительницу и еще кое-кого из гостей и постоянных посетителей Терентия.
Были здесь также Мотин брат Женька со своими приятелями ближнемельничными
мальчишками, которые сидели на деревьях, как обезьяны, с удивительной ловкостью
и быстротой наполняя черешнями свои картузы, лукошки и ящички из-под ирисок.
Всюду мелькали белые босые ноги, загорелые руки, цветные ситцевые рубахи.
Слышались звонкие голоса, смех, шутки, прибаутки.
Не успел еще Петя как следует понять смысл этого веселого
нашествия, как к нему подбежал Гаврик, неся на плече ворох старых мешков и
рогож.
– Держи, хватай, раскладывай под деревьями! – сказал он,
запыхавшись, и бросил Пете на руки несколько мешков.
Чувствуя, что происходит что-то очень хорошее, и невольно
поддаваясь общему бодрому, веселому настроению, Петя стал проворно раскладывать
под деревьями мешки, ползая вокруг них на коленях и старательно разглаживая
ладонями складки.
Скоро на них из корзинок, картузов и передников с мягким
стуком посыпалась крупная, спелая черешня.
Когда разбуженная непонятным шумом тетя вышла из дома, то
сначала ей показалось, что мадам Стороженко уже вступила во владение усадьбой и
это ее молодцы грубо и бесцеремонно грабят сад. Хотя она успела примириться с
мыслью, что это неизбежно, однако теперь, увидев, как чужие люди на ее глазах
рвут черешню, она побледнела и крикнула слабым голосом:
– Как вы смеете! Кто вам позволил! Разбойники!
– Не-е-ет, что вы! – даже не сказал, а как-то
вкрадчиво-нежно пропел Гаврик, который как раз в это время проходил мимо тети,
волоча за собой лестницу. – Это все свои, наши, с Ближних Мельниц. Вы, Татьяна
Ивановна, не беспокойтесь. Ни одна ягодка не пропадет – за это я вам ручаюсь
чем хотите. Ну конечно, может быть, кто-нибудь одну-две и положит нечаянно себе
в рот так ведь это же ничего не составляет! Вы же сами видите, какой шикарный
урожай. Дай бог каждому на пасху! Вы за него возьмете в розницу не меньше, как
по три карбованца за пуд. А этой старой базарной шкуре вот! – И Гаврик показал
в пространство кукиш.
– Постой, ты мне все-таки объясни… – сказала тетя,
всматриваясь в сердитое, решительное лицо Гаврика и стараясь понять, что все
это значит.
– Вы на нас, конечно, не серчайте, что мы вас не спросили, –
сказал Гаврик, – но где ж там было спрашивать, когда теперь, как говорится,
один день целый год кормит. Упустишь время – не воротишь. А нам еще пришлось
горбыли доставать, мешки, рогожи и всякую такую ерунду. А что? Может быть, нет?
Или, скажете, лучше, чтобы эта базарная шкура сделала с вас нищих? Да никогда этого
не будет в жизни! Хватит! Насосались нашей крови! Прошло то время, когда мы
стояли перед ними, как бараны…
Тетя смотрела на Гаврика, на его воинственную фигуру, на его
по-мальчишески облупленный нос и по-мужски серьезные, сердитые глаза, которые
объяснили ей все гораздо лучше, чем слова.
Может быть, она еще и не понимала всего, но, во всяком
случае, поняла главное: им на помощь пришли хорошие люди с Ближних Мельниц, и
теперь снова появилась надежда на спасение. В тете сразу заговорила хозяйка.
Она наскоро повязала голову платком и побежала под деревья,
всюду наводя порядок. Она приказала перетащить мешки и рогожи так, чтобы не
приходилось слишком далеко бегать, велела ссыпать черешню строго по сортам,
весело прикрикнула на мальчишек, чтобы они поменьше ели, а побольше собирали,
послала Гаврилу принести несколько ведер воды для питья, а потом сама полезла
по лесенке на дерево, надела на уши черешни и, во весь голос запев украинскую
песню «Сонце нызенько», стала проворно обрывать ягоды, бросая их в старую
шляпную картонку.
Ах, какой это был чудесный, горячий денек! Давно уже Петя не
испытывал такого прилива бодрого, веселого счастья. Правда, ему не досталось
лестницы и не пришлось рвать черешни с дерева, что, конечно, было наиболее
интересно. Но бегать внизу под деревьями оказалось тоже совсем не плохо. То и
дело из шумящей листвы к нему опускалась полная, тяжелая корзинка, он ее
подхватывал, высыпал содержимое в кучу и, уже легкую, почти невесомую,
возвращал назад, подбрасывая ее головой, а сам бежал к другому дереву, где его
уже ожидала новая тяжелая корзинка.
Руки сладко ныли от этой беспрерывной гимнастики, и было
необыкновенно приятно видеть, как на глазах растет куча темных, лакированных
ягод, живописно перемешанных с листьями, по которым ползали осы.
Петя обслуживал десять деревьев. Почти каждую минуту его
кто-нибудь звал, чтобы передать наполнившуюся корзинку. Но чаще всего слышался
голос Моти:
– Петя, идите сюда, у меня уже! Где вы там болтаетесь?
Нельзя быть таким ленивым! Держите!
