Гаврик ушел шагов на пятьдесят вперед, Петя на столько же
отстал, и было условлено, что, в случае если они заметят что-нибудь
подозрительное, свистнут в четыре пальца. Петя шел сзади, на всякий случай
приготовив пальцы, и почему-то больше всего боялся, что если придется свистеть,
то вдруг у него ничего не выйдет. Но вокруг все было спокойно, и, пройдя в
стороне от дороги, они благополучно добрались до хуторка, где у виноградника
Родиона Жукова встретил Терентий. Петя видел, как они обнялись, долго хлопали
друг друга по спине, смеялись, а затем пошли к шалашам, где уже в темноте под
деревьями трещал костер, рассыпая золотые искры.
Когда немного погодя Петя подошел к шалашам, то Родион
Жуков, окруженный народом, уже сидел перед костром и, раскуривая маленькую
носогрейку с жестяной крышечкой, говорил:
– Таким образом, товарищи, посмотрим, какие же события
произошли за последние полгода после Пражской конференции? Во-первых,
восстановилась партия. И это самое главное. Вам не надо объяснять, как она
восстанавливалась, какие невероятные трудности пришлось нам всем преодолеть.
Бешеные преследования царской полиции. Провалы. Провокации. Постоянные перерывы
в работе местных центров и нашего общего центра – Центрального Комитета. Но все
это теперь, слава богу, уже позади. Наша партия смело, уверенно идет вперед,
развивая свою работу и влияние в массах. Но развитие партийной работы теперь
уже идет не по-старому, а по-новому. Что у нас осталось после разгрома
революции Пятого года? Одна нелегальщина. Теперь же к нашим нелегальным ячейкам,
к ячейкам тайным, узким, еще более спрятанным, чем прежде, присоединяется более
широкая, легальная марксистская пропаганда. Именно в этом сочетании легального
с нелегальным и заключается своеобразие подготовки революции в новых условиях.
Мы идем, товарищи, к новой революции под лозунгами демократической республики,
восьмичасового рабочего дня и полной конфискации всей помещичьей земли. Вы
знаете, что эти лозунги обошли всю Россию. Их приняли все передовые,
сознательные пролетарии. Одним словом, отступление кончено.
Либерально-столыпинская контрреволюция доживает последние годочки. Растут
стачки – растет восстание. Это революционный подъем масс, это начало
наступления рабочих масс против царской монархии…
Петя не спускал глаз с Родиона Жукова, с его лица, резко
освещенного льющимся, трескучим пламенем костра. Теперь это был совсем не тот
Жуков, которого Петя видел в детстве и запомнил на всю жизнь. Это был не тот
Жуков, которого Петя встретил в Неаполе, и даже не тот, который только что шел
босиком по степи с круглой корзиной на голове. Это был какой-то другой, новый
Жуков – товарищ Васильев, строгий, почти суровый, с требовательно прищуренными
глазами, твердо очерченным ртом и коротко, по-заграничному подстриженными
усами. Это был матрос, ставший капитаном.
– Теперь поговорим о выборах в Четвертую Государственную
думу, продолжал Жуков. – Российская социал-демократическая рабочая партия
выступила перед выборами, несмотря на весь гнет преследований, несмотря на
массовые аресты, с более ясной, отчетливой, точной программой, тактикой,
платформой, чем какая бы то ни было другая партия. Так формулирует Владимир
Ильич Ленин-Ульянов в «Рабочей газете» обстановку, сложившуюся накануне
выборов…
В это время Гаврик потянул Петю за рукав.
– Что ж ты здесь расселся, как барин? – прошептал он. – Надо
идти охранять.
Петя осторожно выполз из круга и вдруг увидел отца. Василий
Петрович со скрещенными на груди руками стоял, прислонившись к дереву, и так
внимательно слушал Родиона Жукова, что даже не повернул головы, когда Петя,
проходя мимо, задел его плечом. Волосы в беспорядке падали на его строго
наморщенный лоб, и в каждом стекле пенсне отражалось по маленькому костру.
Глава 56
У костра
Петя и Гаврик обошли хуторок и свернули на дорогу к станции.
Недавно вместо конки пустили электрический трамвай, и теперь издали слышалось
его виолончельное гуденье, над темными садами бежала синяя электрическая
звездочка, и яркий свет из вагонных окон падал во все стороны, делая степную
ночь еще темнее.
Вдруг Гаврик остановился и стиснул Петину руку. Петя увидел
несколько белых фигур, которые одна за другой, как гуси, шли со станции по
обочине дороги прямо к хуторку. И, прежде чем Гаврик успел прошептать:
«Полиция!» Петя уже понял, что это наряд городовых в своих белых летних
рубахах. Когда мальчики, с трудом переводя дух, прибежали к костру, Жуков
продолжал говорить:
– Ликвидаторы кричат о приличной, цензурной, извините за
выражение, «платформе для выборов». А мы, большевики, считаем, что не
«платформа» для выборов, а выборы для создания революционной
социал-демократической платформы. Мы уже использовали выборы для этой цели и
используем их до конца, используем даже самую черную царскую думу для
революционной проповеди, агитации, пропаганды… Вот как-с!
Родион Жуков сердито откашлялся, потянулся к костру, чтобы
вытащить уголек и зажечь погасшую трубку, но в это время Гаврик что-то шепнул
Терентию, и Терентий, не вставая, поднял руку.
– Одну минуточку, товарищи… К порядку ведения собрания, –
спокойно, даже как бы деловито сказал он. – Прежде всего прошу соблюдать полное
спокойствие и революционную выдержку. Нас окружает полиция.
Петя подумал, что сейчас все вскочат, выхватят оружие… Он
сорвал с плеча берданку, из которой так и не успел выстрелить, пока они бежали
от городовых. «Вот оно, начинается!» – подумал он с ужасом и восторгом.
Но, к его крайнему удивлению, все продолжали совершенно
спокойно сидеть вокруг костра. Только Родион Жуков резким движением выбил об
землю свою трубочку и спрятал ее в карман.
– Всем оставаться на местах, а тебе, Родион Иванович, и вам,
Тамара Николаевна, – обратился Терентий к Павловской, – на некоторое время
придется скрыться. У нас тут есть недалеко подходящее местечко… Гаврик, а
ну-ка, ходом! Проводи наших нелегалов в балочку. Пусть они там пересидят.
– Ах, будь они трижды прокляты, помешали на самом интересном
месте! – сказал весело Родион Жуков, вставая. – Вот вам, товарищи, наглядный
пример нашей тактики: сочетание легального с нелегальным. – И глаза его лукаво,
но вместе с тем и грозно блеснули при свете костра.
– Иди, иди, лезь в подполье! – нетерпеливо сказал Терентий.
