— Откуда ведаешь верный счет? За Данилу ответил кто-то другой — монотонно и заучено:
— При умножении любого двузначного числа на одиннадцать нужно сложить цифры, из которых состоит данное число, и полученную сумму вставить между этими цифрами. Если полученная сумма больше десяти, то к первой цифре прибавляется единица.
— Погоди, погоди! — осадил его заинтересованный писарь. — Повтори еще раз.
Данила повторил. Трофим сделал несколько подсчетов на бумаге, после чего посмотрел на него с откровенным изумлением:
— Сходится! А на пятьдесят как помножил в уме?
— Проще разделить данное число на два и приписать пару нолей. Ничего сложного.
Еще одна проверка и одобрительное кряканье. Кошевой, внимательно наблюдавший за устроенным математическим экзаменом, с усмешкой спросил:
— Значит, правду люди говорят, что у нас в войске появился сильный характерник. Откуда познания, казак?
— Не ведаю, батько кошевой, — честно признался Данила. — Само откуда-то берется. Вмешался Трофим:
— А как другие числа множить, знаешь?
— Знаю, только это немного сложней будет. Надо на бумаге объяснять.
— Пойдешь ко мне в наказные?
— Мне с товариством привычнее, — после минутного раздумья, ответил молодой запорожец и сокрушенно развел руками.
— Погоди ты, со своими подсчетами! — осадил писаря атаман и обратился к Даниле, тщательно скрывая заинтересованность в голосе: — А судьбу можешь предсказать?
— Не знаю, батько, не пробовал.
— А ты попробуй!
На некоторое время над столом повисла тишина ожидания. Кошевой пристально изучал смущенного казака, легонько барабаня пальцами по столу. Войсковой писарь, не обращая на них никакого внимания, продолжал увлеченно скрипеть пером по бумаге, перепроверяя несложную систему подсчета. Первым не выдержал атаман:
— Ну что скажешь, казак?
— Недолго тебе осталось быть атаманом, — тихо произнес Данила.
— Погибель мою кличешь? — сузились в жестком прищуре голубые глаза.
— Да нет, батько, жить ты будешь больше ста лет. Но… войсковая старшина тобой недовольна, подметные письма шлет в Петербург. Лишат тебя булавы вскоре, но ненадолго. Через два года снова призовут. А потом…
Данила замолчал, ошеломленный возникшим в голове знаниям. Последний кошевой Сечи, прошелестела в голове пугающая фраза. Калнышевский, многозначительно переглянувшись с писарем, подстегнул его:
— Продолжай, не тяни! Собравшись с духом, молодой казак глухо произнес:
— Через десяток лет Кош уничтожат! А тебя, батько, предадут. Сгноят в сырых казематах Петербурга.
Напряженное молчание, возникшее после последних слов, прервалось тихим яростным шепотом атамана, с явственной угрозой предупредившего казака:
— Ты понимаешь, что несешь? Голову на плаху решил положить?
И вновь вместо Данилы ответил кто-то другой. Ответил твердым голосом, в котором лязгнул металл, а уверенность была подкреплена властностью человека, привыкшего отдавать команды:
— Недолго ждать осталось, батько. Лишат тебя булавы, а следом и гетмана. А вот когда вновь тебя призовут в кошевые, мы вернемся с тобой к этому разговору.
— Смел ты, казак! И за словом в карман не лезешь, — с неожиданным уважением в голосе поддержал его Трофим.
Калнышевский мрачно посмотрел на них обоих и прихлопнул ладонью по столу:
— Добре! На том и договоримся. Ступай! Только держи язык за зубами, а не то…
Данила, не обратив внимания на многозначительную паузу, поднялся со стула и попросил:
— Дозволь, батько, отлучится в Варшаву на несколько дней.
— Что за нужда тебе к шляхте?
— Невесту у меня турки полонили. Хочу денег добыть для выкупа.
— Масло будешь панам продавать? — с добродушной небрежностью осведомился атаман.
А неплохо у него разведка поставлена, пронеслась в голове неясная мысль. Данила усмехнулся и спокойно ответил:
— Да нет. На этот раз индийские пряности.
Кошевой переглянулся с писарем, и через мгновенье оба расхохотались. Отсмеявшись, атаман махнул рукой:
— Скажешь Мирону, что я разрешил. На обратном пути заедешь ко мне, прежде чем отправляться к османам. Попробую узнать про твою дивчину. И вот еще что. Слышал я, что тебя хотят в десятские выбрать. Поддержу. Если покажешь себя, то сотню доверю. Но авторитет у казаков завоевать нелегко. Справишься ли? Слишком молод ты еще. Данила безразлично пожал плечами:
— Справлюсь или нет, то жизнь покажет. Казаки у меня неплохие, но учить их все равно надо. И дисциплина хромает, подтянуть надо.
— Ишь, ты! — покрутил головой атаман и ехидно спросил: — Не успел бунчук получить, а уже порядки хаешь. Не круто ли берешь, десятник?
Не дождавшись ответа от молодого запорожца, смотревшего уверено и слегка насмешливо, кошевой одобрительно крякнул и заинтересованно спросил:
— С чего начинать думаешь? Учения будешь со своим десятком проводить или что другое? У тебя половина казаков новеньких. Как людей объединять будешь, если они пороха вместе не нюхали? Данила задумался на мгновенье и переспросил:
— Как людей объединять?.. Так то не сложно, батько кошевой. Начнем мы, пожалуй, с самого простого… С футбола!
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Вчера приснился странный сон. Ее бабка, которую на хуторе почитали ведьмой, всегда называла такие сны вещими. На зеленой лужайке, окруженной со всех сторон стройными березами, под теплыми лучами закатного солнца устроились на ласково-шелковой траве две девушки, одетые в незнакомые наряды. На одной был белоснежный халат и такая же шапочка, из-под которой выбивались густые черные локоны. Другая красовалась в черном бесстыдном платье, облегающем стройную фигуру как чешуя русалки; на тонкой шее переливалось дорогое ожерелье из невиданных камней. Девушки спорили между собой, изредка бросая дружелюбные взгляды на Златку, с интересом озиравшую неправдоподобно реальный для сновидения яркий пейзаж.
— Девочке надо возвращаться в Россию!
— Анна, ты думаешь, что говоришь? Кто ее туда пустит? — фыркнула вторая, разливая из затейливо украшенной стеклянной бутылки рубиново-красный напиток в хрустальные фужеры. — Французы не выпустят ее из своих рук ни за что на свете!
— Может, Юлия, ты и права, — вздохнула первая девушка. — Но что она будет делать в Америке, ума не приложу.
— Ну а мы с тобой на что? Поможем!
— Поможем, — эхом отозвалась Анна, и взмахнула рукой. — Иди к нам малышка, не стесняйся.
Златка осторожно приблизилась и плавным движением опустилась на мягкую траву. В руки ей толкнулся бокал вина с незнакомым и приятным вкусом. На некоторое время воцарилось молчание, после чего девушка, которую назвали Юлией, предложила:
