— Нам туда. До вечера нужно успеть, иначе ночевать придется в лесу.
Девушка вздохнула и направилась следом за двумя индейцами, ведущими в поводу пару низкорослых лошадок с поклажей. Длинный извилистый спуск занял половину дня и к закату солнца вывел отряд к глубокому оврагу. На маленькой площадке, окруженной каменными валунами, споро воздвигли шатер и разожгли костер. Ночь прошла спокойно.
К утру метель утихла, и уже в обед отряд достиг намеченной цели, завершив двухдневный переход. Неприметная тропка, вильнув каменным хвостом, открыла взору путников узкую ложбинку, по краям поросшую елями и густым терновником. В самой середине поблескивала черная лужа шагов пятнадцать в поперечнике.
— Это и есть Мертвое озеро? — недоуменно спросила Златка.
Матовая радужная пленка искрилась, переливалась под лучами зимнего солнца. Склоны ложбинки, еще не успев укрыться под снегом, кое-где обнажались от жухлой растительности, выставив напоказ слюдянисто-бурые проплешины.
Не дожидаясь ответа от проводника, девушка ловко скользнула вниз, перепрыгивая через камни, и, опустившись на колени, обмакнула палец в лужу.
— Нефть! Странно, что не загустела. Ее спутники пожали плечами.
— Зачем она вам? — спросил де Брюэ, вопросительно приподняв бровь.
— Узнаете! — пообещала Златка и, стремительно метнувшись к склону, выхватила нож. Один короткий взмах и в руках у нее оказался маленький осколок.
— Бурый уголь! — последовал еще один возглас. — Вот и разгадка, откуда здесь нефть. Явление редкое, но возможное.
— Мадемуазель Утренний Цветок, — вкрадчиво промолвил де Брюэ. — Может быть, хоть в этот раз вы поделитесь с нами секретом ваших знаний?
Златка оторвалась от созерцания невзрачного камушка, посмотрела на француза отрешенным взглядом — ее мысли явно витали где-то далеко — и простодушно пояснила:
— У меня по химии одни «пятерки» были.
Про папу-геолога она упоминать не стала — сойдет и так. Сошло. Судя по тому, что вопросов больше не прозвучало, француза ответ вполне удовлетворил. Лишь Ив Костилье язвительно пробурчал:
— Ну, слава тебе, господи! А я уж было подумал, что это духи опять нашептали.
Девушка подозрительно покосилась на молодого француза, но, как ни странно, промолчала. Костилье неслышно выдохнул и мысленно перекрестился.
— Начинайте! — коротко скомандовала она индейцам.
Через час все бурдюки были наполнены тягучей маслянистой жидкостью, и отряд отправился в обратный путь. До заката солнца нужно было успеть добраться до прежней стоянки.
Про нефть Златка узнала совершенно случайно, наблюдая за зрелищем Лунного Танца. Ежегодный индейский праздник проводов лета и встречи зимы. Шаманы племени, привычно испив настой «красноголовика», выложили в круг деревянные плошки с чем-то знакомо пахнущим и подожгли их. Огонь взметнулся черными чадящими клубами дыма.
По окончании празднества Утренний Цветок вскользь спросила у одного из шаманов: что это такое и где это растет. Неизвестно что померещилось затуманенному сознанию безобидного старичка, с ног до головы обвешанного клыками зверей, но отвечал он быстро и охотно. И еще долго испуганно вздрагивал, завидев стройный силуэт неугомонной дочери Совы. Результатом вежливой беседы с аборигеном и стала экспедиция в Блэк-Хиллс за «маслом земли».
— Ее в соборах и церквях жгут, — сквозь скрип свежевыпавшего снега прозвучал за спиной голос де Брюэ.
— Что? — обернулась девушка, очнувшись от раздумий. — Вы что-то сказали?
— Я вспомнил, — поделился с ней радостным открытием француз. — Нефть мешают с растительным маслом и заливают в лампадки… — хитро прищурившись, он продолжил: — Признайтесь, вы что-то задумали?
Задумать-то она задумала, вот только месторождения нужны иные, не случайный выброс на поверхность от действия тектонических сил. А в этих краях, если память ей не изменяла, ничего приличного не наблюдалось. Ни в одной из эпох. Да и для того, чтобы вызвать массовый спрос на нефть, нужно сначала наладить производство одной нехитрой штуковины, до изобретения которой оставалось долгих сто лет. Или пятьдесят — точно она не помнила.
— Мадемуазель! — обиженным тоном напомнил о себе де Брюэ. Златка вновь отвлеклась, оставив без ответа последний вопрос.
— Хочу проделать кое-какие опыты, — поделилась она планами. — Вернемся домой, сами все увидите. Прозвучало именно так — «домой».
— Так вы для этого перед выходом из Бостона оставили все аптеки без химических реактивов? — догадливо запыхтел сзади де Брюэ.
— И не только, — подтвердила девушка. — У меня даже перегонный куб есть… — экономя дыхание, она остановилась, обернулась и, не удержавшись, хвастливо добавила: — Я запасливая мадемуазель!
Француз, насмешливо хмыкнув, промолчал, растирая перчаткой заиндевевшие брови.
В селение вошли ночью следующего дня. В обычно спокойном лагере лакота-сиу царил переполох: с воинственными криками носилась ребятня, с сумрачными лицами сновали между вигвамов местные скво и в отдалении, у Священного шеста потрясали томагавками молодые индейцы. Лишь вожди были невозмутимо спокойны и молчаливы.
— Что случилось? — обеспокоенно спросила Златка у проводника.
Кислая Лепешка ловко выцепил за ухо чумазого краснокожего малых лет и задал короткий вопрос. В ответ прозвучала возмущенная тирада, сопровождаемая яростным размахиванием рук.
— Будем говорить или в молчанку играть? — не выдержав, она прикрикнула на индейца. Внимательно посмотрев на нее, Кислая Лепешка глухо промолвил:
— Ты была права, Утренний Цветок. На равнину пришли чужаки. И выхватив из-за пояса томагавк, разразился радостным воплем.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Неправильные были гишпанцы. Кислая Лепешка — лучший толмач племени — понял это сразу. Они не предлагали бусы и зеркала, не меняли порох и свинец на пушнину. Молча сидели. Ждали, что скажет вождь. А то, что это гишпанцы, молодой индеец догадался тотчас, едва они вошли в стан незваных пришельцев. Чужие они. Франков и инглизов он вдоволь повидал, а эти другие. Но не монахи-францисканцы (про тех наслышан был), а воины. Суровые и жестокие. Как и сами сиу.
Седой Вепрь на переговоры не пошел, отправил Желчь. Он еще не стар, и иней не присыпал его косу, но уже вождь. Итанчан. И не просто вождь, а вичхаша-вакхан. Шаман. Его не проведешь. И речь у костра он вел мудрую, неспешную.
Гостям на Равнинах всегда рады. Если они пришли с чистым сердцем. И добрым товаром. Но погостили — и хватит. Пора в обратный путь. Нельзя на этих землях форт возводить. И в Священные горы нельзя чужакам. Табу.
Хорошо говорил Желчь, красиво. Слова текли, как весенние ручьи с Черных Холмов: журча без умолку, баюкая слух и ловко огибая тяжелые глыбы каменных взглядов. Чужих взглядов. Так волк обычно смотрит, перед прыжком. У вождя другие глаза, желтые и голодные. Как у притаившейся рыси.
