— Ты не ответила?
— Меня не звали — похитили.
Прозвучало как упрек. Франсуа де Тотт почувствовал себя неуютно — пытаясь разговаривать с девушкой на ее родном языке, он попал в смысловую ловушку. Непростительный промах для дипломата. Продолжил он по-французски:
— Сожалею, мадмуазель, но таковы нравы в этой варварской стране.
— Судя по тому, что я нахожусь здесь, вы их полностью поддерживаете.
Секретарь издал легкий смешок и барон почувствовал, что у него вновь начинает краснеть лицо. От злости он сделал неосторожное движение и вскрикнул от боли, машинально отметив про себя, что опухоль выросла и стала размерами с голубиное яйцо.
— Если хотите, могу вылечить, — спокойно сказала Златка.
Крестный отец, неожиданно всплыла в памяти непонятная фраза. Сделанное предложение также прозвучало помимо воли.
— Вы?! — удивленно взметнулись брови посла.
— Это займет несколько секунд.
— Это неизлечимо.
— У вас банальное вздутие сухожилия. Ничего страшного.
Рука посла была крепко прижата к столу цепкими сильными пальцами фехтовальщика. Ив Кастилье с интересом наблюдал за уверенными действиями невольницы. На глаза барона легла черная повязка, а в воздух взлетела увесистая книга — свод законов королевства Франции. Звонкий хлопок, вскрик и опухоль волшебным образом исчезла.
— Мадмуазель, вас послало само провидение!
Барон не сдерживал переполнявших его чувств, нежно поглаживая исцелившуюся кисть и изумленно взирая на девушку.
— Не знала, что провидение кривоного и ходит в овчинных малахаях.
Девушка невозмутимо уселась на диван, подложив под бок подушку из красной бархатной чатмы. Колдовской взгляд манил и страшил. Посол зябко поежился и растянул тонкие губы в усмешке, показывая, что невеселая шутка оценена по достоинству. Церемонно склонив голову, он произнес со всевозможной учтивостью:
— Приглашаю вас воспользоваться моим гостеприимством.
Невольница спокойно выдержала выразительный взгляд и негромко ответила:
— Хочу предупредить вас, месье. Если вы позволите себе непристойные вольности, это очень сильно не понравится тому, кто скоро придет за мной.
— Для этого ему придется пройти через всю Османскую империю.
Фраза прозвучала резко — барон разозлился на самого себя и дерзкую одалиску. Тонкие пальцы девушки небрежно щелкнули, заостряя внимание, а тихий ответ мурашками пробежался по коже внезапно вздрогнувших мужчин:
— Если потребуется, он просто сотрет ее с лица земли. Вместе с благословенной Францией.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Потемневший от времени стол из крепкого дуба был заставлен нехитрой снедью: кулеш, галушки с салом, загребы грубого помола и локшина. Мутная четвертная бутыль с вареной, заткнутая кукурузным початком, сиротливо ожидала начала трапезы. Поредевший казачий десяток правил печальную тризну по погибшим товарищам. Ждали Криву.
— Батько, атаманские охоронцы Нестору голову пробили!
— Живий? — вскинулся старый Метелица.
Посланный за припозднившимся десятником Путша неопределенно пожал плечами и судорожно потер побелевший от ярости сабельный шрам.
— Чия провина?
Запорожцы молча переглянулись — можно было и не спрашивать. Зарождающийся бунт куренной атаман пресек на корню, выкатив на кош из запасника пять указных бочек с молодым вином и по три ковша горилки на каждый десяток. К заходу солнца Незамаевский полк пребывал в прекрасном расположении духа и искал развлечений. Кулачные бои — шалаш на шалаш — в списке казацких забав шли на первом месте.
— Свидки бают, Нестор бранно Мирона поминал, — поделился информацией гонец. — Вот ближники и покарали.
— Який з них? — прогудел Ляшко Забельский.
— Богдан Пидкова, — нехотя ответил Путша.
Лица казаков потускнели. Десятник охоронцов славился тем, что без труда гнул подковы и в кулачном бою равных себе не имел. Не только в курене, но и во всем Коше. Метелица, задумавшись лишь на секунду, решительно тряхнул оселедцем:
— Ну шо браты, такого спускати не можна!
Бойцовые поединки проходили за станичной околицей. Ровно утоптанный круг был окружен пьяно горланящими казаками. В самом центре горделиво подбоченившись стоял Богдан Пидкова: почти двухметрового роста детина, с перебитым носом и копной пшеничных волос. Его очередной противник стоял на четвереньках и тряс головой, разбрызгивая капли крови по пыльному ристалищу. Метелица с товарищами остановились, не доходя до толпы, и огляделись по сторонам.
— Нестор в беспамятстве лежит, — мрачно поведал подошедший к ним Семен Лузга. — Не жилец боле.
— Где ближники?
— Вон они, — кивнул Лузга в сторону отдельно стоявших крепких, уверенных в себе запорожцев.
Личная охрана куренного атамана вид имела представительный. Из-под дорогих кунтушей венгерского бархата с серебряными пуговицами выглядывали малиновые и синие атласные жупаны, а необъятные пунцовые шаровары были со щегольской небрежностью заправлены в сапоги из цветного сафьяна. Из нестеровского десятка только пан Ляшко красовался в кафтане из зеленого керасера, остальные обходились застиранными свитками и полотняными штанами.
— За Нестора пришли мстить? — выступил вперед смуглый казак, с насмешливым взглядом ярко-синих глаз. — Не забоитесь? Бают, от татар вы швидко тикали.
— У всех панов богато купленных брехунов, — презрительно сплюнул ему под ноги Лисица. — Тот не казак, кто боится собак.
— Где соколы летают, туда ворон на пускают, — последовал ехидный ответ. Метелица придержал рванувшегося вперед Бояна.
— Дозволь мне, батько, — торопливо вмешался Ляшко и, не дожидаясь ответа, скинул кафтан, оставшись в одной сорочке. Сопровождаемый одобрительными возгласами толпы он вышел в центр ристалища. Ниже на полголовы, но шире в плечах, шляхтич выглядел достойным своего соперника.
— Гарный хлопец! — встретил его с усмешкой Богдан.
Слова в бою последнее дело и сильная зуботычина немедленно подтвердила непреложную истину. Ошеломленный казак сделал шаг назад. Поляк, окрыленный успехом, подался вперед.
— Это тебе за батьку, холера ясна!
Шляхтич повторил ошибку противника и битый волчара не замедлил этим воспользоваться. Резкий удар в живот согнул в приступе боли соперника, жесткая рука дернула за роскошный чуб голову, и последовавший за этим короткий апперкот в челюсть отправил пана Ляшко в глубокий нокдаун. Ясновельможные глаза закатились, а подкосившиеся ноги вынесли своего хозяина к краю ристалища — прямо в заботливо подставленные руки товарищей. Издевательский хохот охранного десятка прозвучал вместо гонга.
