Алиса вышла и вскоре привела в комнату засевших на кухне
женщин.
Но вечер был безнадежно испорчен.
…Доволен остался только Олег Степанович. Он чувствовал себя
героем, настоящим мачо, вступившимся за честь женщины, причем не своей, что
только еще больше подчеркивало его заслуги. Правда, первый удар нанесла рыжая,
но об этом как-то не хотелось помнить.
– Олег, кто мог знать, что так получится, –
сказала Тата, когда они ловили такси.
– Да ну что ты… Все нормально, бывает…
– Ну как, с Алисой ничего не вышло? – сочувственно
спросила она.
– При ближайшем рассмотрении я понял: это не то. Она
слишком воинственная. Мужик в юбке… Хоть и красивая, зараза. Но вообще, если бы
не этот инцидент, все было бы просто здорово! А эта тетя Тоня просто блеск…
Умереть не встать!
– А Соня?
– Что – Соня?
– Понравилась она тебе?
– Да, она милая. Только плачет некрасиво.
– Ну знаешь ли! Это твоя «мисс Ставрополье», наверно,
красиво плакала! Не всем же такими быть! – обиделась за подругу Тата.
– И вообще, Наталья, из троих ты мне больше всех
нравишься.
– Вот новости! – засмеялась Тата. – Просто ты
меня давно знаешь.
– А твоя дочка где?
– Надеюсь, уже дома. А что?
– Слушай, поехали сейчас ко мне?
– К тебе? Зачем?
– Ну как – зачем? Не понимаешь, что ли?
– Олег, ты что, очумел?
– Почему?
– Потому что! Я с тобой по-дружески, а ты…
– Ну не хочешь, не надо. Извини…
– Ладно, извиню, если ты забудешь эти глупости!
Подъехала машина, Тата села на заднее сиденье, но не
подвинулась, а сказала:
– Садись вперед.
Олег Степанович покорно сел рядом с шофером.
Утром Соня вышла на кухню еле живая.
– На кого ты похожа! – воскликнула Берта
Яковлевна. – Не ходи на работу, а то всех клиентов распугаешь. Смотреть
противно. И все из-за какого-то вонючего антисемита!
– Мама, я уеду!
– Опять в рекламный тур? Куда на этот раз?
– Нет, мама. Я вообще отсюда уеду! В Израиль!
– Новости!
– Я не хочу больше слушать, что я жидовка! Я устала!
– А в Израиле что? Там ты будешь русская! И это будет
звучать ничуть не лучше здешней жидовки.
– Я так больше не могу.
– Прекрати свои глупости, кому ты там нужна в сорок
лет? А я? Что там делать?
– Я поеду одна, а уж потом…
– Ты хочешь просто избавиться от меня, так?
– Мама, ну что ты говоришь…
– Сонька, ты в Израиле была как туристка. Что ты там
кроме красот и всякой исторической муры могла видеть, скажи своей маме? А я,
между прочим, прожила там в семье полтора месяца и кое-что таки повидала. Там
совсем не сахар и не мед!
– А тут сахар? А тут мед?
– Нет, тут тоже говно, но… свое говно, оно, Сонька,
меньше воняет. И потом, вчера, когда этот мерзавец начал хамить, Алиска врезала
ему по его антисемитской роже, а совсем незнакомый человек, между прочим, гой,
выбросил его, как шелудивого щенка, на лестницу. А в Израиле, когда тебя
обзовут русской, никто никому морду бить, скорее всего, не станет.
– Мама, но я…
– Сонька, в Израиле арабы, и это тоже не сахар и не
мед! И вообще, кончай блажить. И слушай свою маму. Я говорила, что твой Ярослав
паскуда? Скажи, говорила?
– Говорила, – кивнула Соня.
– А ты меня слушала? Нет, ты меня слушать не желала. И
еще обижалась, что я не хочу его в дом пускать. Вот и нахлебалась. Так тебе и
надо! Я тебе говорить не хотела, но сейчас уж скажу. Когда я вернулась из
Израиля, то сразу поняла: Сонька своего Славика тут пасла.
– Ну и что?
– А знаешь, как я догадалась?
– Ну? – испугалась почему-то Соня.
– Да ну, неохота даже…
– Мама!
– Он в ящик моего трюмо презервативы напихал.
Использованные!
– Не может быть!
– Думаешь, у меня такое богатое воображение?
– Но почему ж ты тогда промолчала?
– А ты забыла? Ты ведь в день моего возвращения в
Италию улетела! Ну я в твое отсутствие это и обнаружила. Конечно, если б ты тут
была, я бы тебе все высказала. Но когда ты вернулась, я уже перекипела. Жалко
мне тебя, дурищу, стало.
– Какой ужас!
– Да не ужас это, не ужас, а… Гадость, пакость мелкая.
Но не ужас! Просто лишний пример того, что мать твоя в людях лучше тебя
разбирается. Давай звони на работу, предупреди, что сегодня не придешь. Олег
тебе не понравился?
– Что? Какой Олег? Ах этот… Нет, ничего, но…
– Да перестань слезы лить! Ох, мы ведь из-за этого
мерзавца даже не посмотрели Тонькины подарки. Это ж неприлично!
У Алисы выдался поистине сумасшедший день. Посетитель за
посетителем, непрерывный телефонный трезвон.
В разговорах пролетело полдня, и Алиса совсем охрипла.
– Алиса Витольдовна, вы пойдете обедать? –
спросила Люся. – Идите, пока есть время, а то на четыре Малькову
назначено…
– Ох, спасибо, Люсик. Я и вправду зверски
проголодалась.
Алиса спустилась в кафе. Заказала рыбу с жареной картошкой и
в ожидании ее машинально жевала черный хлеб, намазывая его горчицей. За
соседним столиком обедал Воронин. Алиса с отвращением смотрела, как он ест.
Странно, он ведь, вероятно, считается красивым, и ест, наверное, нормально, но
меня от одного его вида тошнит…
Она отвернулась. Обещание директора в конце апреля избавить
ее от Воронина придавало ей сил. Она попросту не должна его замечать.
– Алиса, ты позволишь? – спросил Воронин, подойдя
к ней, и, не дожидаясь ответа, сел напротив.
Она только-только приступила к еде и даже не подняла на него
глаз.
– Я хочу тебе кое-что сказать…
– Обязательно сейчас?
– Да. Сейчас по крайней мере ты одна, а то твои верные
клевреты не дают к тебе приблизиться.
– Валя, не драматизируй. У наших уборщиц, например, нет
никаких проблем, если им надо со мной поговорить, так что твои претензии просто
смешны. Что ты хочешь?
– Я хочу понять, что ты затеваешь?
– А что я затеваю?
– Ты надумала от меня избавиться?
