– Но ведь у каждого автора свои особенности, свой
стиль…
– Это смотря у каких авторов, – засмеялась Тата.
– Какой кошмар! И что, на это и вправду есть спрос?
– Есть, – кивнула Тата. – Книжки недорогие,
карманные, очень удобно взять в самолет, в поезд. А прочел – и выбросить не
жалко.
– Да… Значит, мне у вас, по-видимому, нечего делать,
да?
Тата молча развела руками.
Когда Даниленко ушла, обе женщины облегченно вздохнули.
– Жалко мне ее, – проговорила Тата.
– А мне ничуточки! Потому что по сравнению с ее
муженьком Ирина Бурова просто гений.
– Не преувеличивай!
– Знаешь, почему его издавали миллионными тиражами?
Потому что он был хороший писатель? Ни фига! Он был секретарем Союза писателей!
Я как-то студенткой еще попала в сельский магазин, там все было завалено
«секретарской» литературой. Ее тогда печатали огромными тиражами, а на
нормальные книги вечно бумаги не хватало, не помнишь, что ли?
– Почему? Помню.
– Ну вот и сиди со своей жалостью!
– Я и сижу!
Выйдя вечером из издательства, Тата неожиданно столкнулась
лицом к лицу с Гущиным.
– Наталья Павловна!
– Вы что, меня ждали? – удивилась она.
– Честно говоря, да.
– Боже мой, зачем?
– Мне хотелось вас увидеть на улице. Не в этом вашем
кабинете… Без соседки… Так и кажется, что она ловит каждое слово. И вообще… Вы
мне нравитесь!
– Павел Арсеньевич! – смутилась Тата.
– Можно я вас провожу?
– Ну разве что до троллейбуса…
– А до дома нельзя? Обещаю, что не стану напрашиваться
в гости.
Тата промолчала. А Гущин вдруг взял ее под руку:
– Осторожнее, тут скользко!
Наверное, я должна чувствовать себя польщенной, но мне
почему-то неловко и неприятно. Хотя он, кажется, милый и, безусловно, красивый.
И обаятельный… Только я не верю, что нравлюсь ему. Вот не верю, и все.
– Как голова, больше не болит?
– Нет, спасибо, вы меня вылечили.
– Наталия Павловна, а можно я вас буду звать просто
Наташей? А вы меня – Пашей. Паша и Наташа! Отлично звучит!
– А ваша мама зовет вас Павликом…
– Откуда вы знаете? Ах да, вы же говорили с мамой.
Дурацкое имя, Павлик, терпеть не могу. Маленький павлин! Впрочем, если хотите,
зовите Павликом, у вас это может ласково получиться… А кстати, ведь вы
Павловна. Как звали уменьшительно вашего отца? Или зовут?
– Звали… Мама называла его по-разному. То Поль, то
Пабло, то Паоло, то Пауль, – с ласковой грустью сказала Тата. – Ей не
нравилось имя Паша. Она говорила, что… Впрочем, это неважно.
– А вам тоже не нравится имя Паша?
– Почему? Мне все равно.
Они шли молча и не заметили, как миновали троллейбусную
остановку.
– Ой, – спохватилась вдруг Тата, – мы прошли,
надо вернуться.
– А вам далеко?
– Пять остановок.
– А что, если пешком? Сможете?
– Ну не знаю…
– Пойдемте, Наташа. После мигрени совсем неплохо
прогуляться. Полезно.
– Но сегодня так сыро, – неуверенно произнесла
Тата.
– Ничего, не страшно. Пять остановок можно быстро
пройти.
– Павел Арсеньевич, ответьте, что вам от меня нужно?
– Нужно? Мне ничего не нужно, – смутился
он. – Хотя нет, вру! Вы мне нравитесь! Честно, честно! Я… как это… за вами
ухаживаю!
– Но я же намного старше вас.
– Ну и что? Меня молоденькие не интересуют!
Тата замолчала. А что, в самом-то деле, разве такого не бывает?
Бывает… Тут же, конечно, вспомнился пример Пугачевой и Киркорова. Там еще не
такая разница в возрасте… Но ведь он мне не нравится… Вот он держит меня под
руку, а я совершенно спокойна. Рина сказала, что я как снулая рыба, а Ирка –
что как остывшая геркулесовая каша… Какой кошмар! Неужели я произвожу такое
впечатление? Хотя если он не врет, то…
– Наташа, о чем вы задумались? – мягко спросил
Гущин.
– Я? Павел Арсеньевич, какая у вас собака?
– Собака? – страшно удивился он. – Откуда вы
знаете, что у меня есть собака?
– Когда я звонила, ваша мама сказала, что вы гуляете с
собакой.
– А, как все оказывается просто. Да, действительно, как
просто… И сколько информации вы умудрились извлечь из одного краткого
телефонного разговора… Вы опасная женщина! Так вот, у меня стаффордшир. А у вас
есть собака?
– Была. Такса.
– Ну такса – это дамская собачка.
Много ты понимаешь, возмутилась про себя Тата. Лушка самая
умная собака на свете. Права все-таки тетя Берта. Все мужики – мерзавцы. И этот
вот завел себе такого страшного пса… Хотя стаффорды бывают вполне мирными…
Тата и не заметила, как они дошли до ее дома.
– Вот здесь я живу. Спасибо за прогулку, Павел
Арсеньевич. – Она привычно взглянула на окна, там было темно. И вдруг ей
стало так грустно, так тоскливо, что неожиданно даже для самой себя она
сказала: – Может, зайдете? Я смотрю, вы без перчаток, руки, наверное, замерзли…
– Чаем напоите?
– Конечно.
– С наслаждением зайду. – И он на секунду сжал ее
руку.
Господи, зачем я это сделала? Что ж теперь будет? А вдруг он
ко мне полезет? И тут же Тата рассердилась на себя. Что за идиотка? Мне скоро
уже сорок лет будет. Ну начнет приставать, а я его поставлю на место, чтобы
неповадно было…
Первым делом, поднявшись в квартиру, она посмотрела, есть ли
записка от Иришки. Записки не было. Значит, скоро вернется, с облегчением
подумала Тата.
– Как у вас уютно! Сколько книг!
– Да я уже не знаю, куда от них деваться, по-моему,
книги скоро меня отсюда выживут.
– А где ваша дочка?
– Скоро придет. Павел Арсеньевич, пойдемте на кухню. Я
сейчас что-нибудь приготовлю. У меня сегодня нет обеда, но…
– Да вы не беспокойтесь, я неприхотлив.
Черт побери, как-то это искусственно звучит в его устах. «Я
неприхотлив». Ох, опять я редактирую…
– О, дочка позаботилась о маме, сделала винегрет!
Будете?
– Конечно.
– И можно открыть селедку, у меня есть баночка, очень
вкусная…
– Знаете что, я, может, сбегаю за бутылкой, а?
