Алиса вспомнила, как безумно, неистово она желала увидеть,
как живет Эрик. Но так и не довелось…
– Ну что ж, я ведь и не пытаюсь предстать перед вами
эдаким супермачо. Я охотно признаюсь в своих слабостях. Но мне правда страшно
любопытно побывать у вас дома. Вы, например, умеете готовить?
– Да, я хорошо готовлю. Только не люблю делать это
каждый день. Для себя готовить вообще тоска смертная.
– А если я дам вам честное слово, что буду вести себя
тише воды ниже травы, вы пустите меня ровно на пятнадцать минут? Больше я не
задержусь.
– Так сказать, на экскурсию?
– Если угодно.
– Хорошо, пущу, но сперва дайте честное слово.
– Перед лицом своих товарищей…
– Не пойдет! – засмеялась Алиса.
– Почему?
– Потому что в ответ на пионерскую присягу, я должна
выкрикнуть: «Будь готов!» А это в мои планы не входит!
Курбатов расхохотался:
– Алиса, вы неподражаемы!
– Надеюсь!
– И что я должен сказать?
– Да не говорите ничего. Если вы поведете себя как-то
не так, я всегда сумею дать вам отлуп.
– Боже, где вы нахватались таких выражений?
– Везде. А кому не нравится, может перейти на другую
сторону улицы!
– Вы тоже любите О. Генри?
– Ну надо же! – изумилась Алиса.
– И вы удивитесь, я помню даже, как называется этот рассказ.
А вы?
– И как же? Я-то точно помню.
– «Пурпурное платье».
– Потрясающе, а еще говорят, что «новые русские» вообще
ничего не читают!
– А я не «новый». Я старый. Очень старый! Мои предки
были богатыми нижегородскими купцами. Очень дальние предки. А мой прадед,
например, был уже известным меценатом, весьма утонченной натурой и даже
покончил с собой из-за неразделенной любви. Так что у меня и такие гены есть.
– Подумать только!
– Ну так что, поедем к вам?
– Почему бы и нет? Удовлетворю ваше любопытство.
…В машине Курбатов взглянул на Алису. Она раскраснелась, что
необычайно ей шло, глаза блестели. Вот посмотрю на ее дом и тогда решу… Хотя
какая разница, какой у нее дом – она так хороша, умна, сообразительна…
По дороге он вдруг свернул в какой-то переулок.
– Куда вы?
– Ну не могу же я в первый раз войти в ваш дом без
цветов!
Он выскочил у цветочного магазина и вернулся через пять
минут с завернутой в шелковую бумагу корзинкой.
– Что это? – полюбопытствовала Алиса.
– Азалия! Срезанные цветы там были убогие, недостойные
вас, а азалия роскошная.
– Спасибо! – почему-то вдруг смутилась Алиса. Он
ей нравился. И вел себя без нуворишеских замашек, и говорить с ним было
приятно, весело. Чем черт не шутит, возможно, я еще увижу что-то хорошее в этой
жизни. Хотя нельзя Бога гневить, я и так вижу много хорошего. Ну, может, я
просто еще буду хоть немножко счастлива как женщина, на что уж и не надеялась.
А вдруг?
Они поднялись в квартиру. Вот уж чем Алиса действительно
гордилась, так это своим домом. Оставшуюся от родителей трехкомнатную квартиру
она превратила просто в игрушку. Пусть посмотрит!
Он в самом деле пробыл у нее ровно пятнадцать минут.
– Видите, какой я смирный и дисциплинированный? –
спросил он, целуя ей на прощание руку.
– Вижу. Ценю.
– Я буду звонить вам, можно?
– Можно.
…В субботу с утра Тата с дочерью отправились закупать
продукты на неделю, потом Иришка умчалась к подруге, а Тата, загрузив белье в
стиральную машину, решила взяться за рукопись Гущина. Она невольно то и дело
возвращалась к мыслям о нем. А почему, и сама не знала. Неужели дело только в
том, что он обратил на меня внимание как на женщину? – подумала она. Но
он-то мне не нравится! А ты в этом уверена? – спросила она себя. Ведь он
молодой, красивый… Ну мало ли молодых-красивых! Но за мной-то больше никто из
молодых-красивых не ухаживает. Нет, он меня тревожит не оттого, что
молодой-красивый, а прежде всего оттого, что талантливый, а вдобавок уж
молодой-красивый… А если он ухаживает за мной с какими-то далеко идущими
целями? Хотя какие цели! Будь он безграмотный, я бы подумала, что ему нужны мои
редакторские навыки. Бред какой-то! Я ведь еще нестарая и, говорят,
привлекательная женщина… Неужели все из-за разницы в возрасте? Нет-нет, дело в
другом. Вон даже дети, Ирка и Денис, почувствовали в нем какую-то фальшь… Ну
ладно, хватит, займусь лучше своим прямым делом и прочту его новый роман. Может
быть, что-то я о нем пойму…
Тата умела распознавать авторские комплексы и надеялась, что
Гущин не станет для нее неразрешимой загадкой.
Второй роман тоже увлек ее, и она прочла его очень быстро.
Опять удача! Несомненно, Гущин очень талантлив, но какой-то червячок все-таки
точил ее редакторскую душу. Есть там комплексы, есть, но они совсем не
ощущаются в нем самом. То есть в нем тоже есть комплексы, но вроде бы какие-то
другие. Странно. Или он так стихийно талантлив, что просто невозможно
сопоставить автора и героя? Наверное, в этом все дело… Или я уже не могу это
читать непредвзято, как его первую вещь? Ну конечно, дело не в нем, а во мне!
Он, что называется, смутил мой покой… Вот бы показать рукопись Маргарите!
Маргарита Людвиговна была когда-то редактором в издательстве
«Художественная литература», куда после института пришла работать Тата. Они
тогда сразу сдружились, несмотря на огромную разницу в возрасте, и сейчас,
когда Маргарита давно уже была на пенсии, продолжали общаться, хоть и не
слишком часто. Тата, недолго думая, набрала ее номер, но дочь сказала, что
Маргарита Людвиговна сейчас в подмосковном санатории и вернется только через
неделю.
Ну что ж, завтра, то есть нет, послезавтра отнесу книгу
Олегу. Ее надо печатать. Позвонить Гущину: обрадовать его? Мужчина по имени
Паша… Почему-то Тата твердо уверовала в предсказание случайной гадалки. А чем
черт не шутит! Может, это и есть моя судьба – молодой талантливый писатель?
Может, именно для встречи с ним я и родилась? Просто это я сама полна всяких
дурацких комплексов и пытаюсь перенести их на него… Он ведь врач и сейчас начал
новую страницу своей жизни. Как странно, этого совсем нет в его книгах. Абсолютно
ничего медицинского… Хотя глупости, я просто ищу какой-то предлог, чтобы не
влюбиться в него без памяти, – вот в чем причина. Я боюсь. Я просто боюсь.
И от страха накручиваю черт знает что… Надо поговорить об этом с Алисой, она
умеет поднять настроение, убедить в том, что я чего-то в этой жизни стою… Нет,
еще рано…
Тата в задумчивости бродила по квартире. Машинально открыла
стенной шкаф, и оттуда на нее вывалилась груда неглаженого белья. Гладить она
ненавидела, но что же делать, откладывать больше нельзя. Она с проклятиями
достала гладильную доску и поставила ее в комнате напротив телевизора. Когда на
экране что-то мелькает, водить утюгом не так противно. Через пять минут должен
был начаться какой-то фильм, вот и отлично. Тата принесла в комнату гору белья,
налила воду в утюг, и, пока он нагревался, уставилась на экран. Поползли титры
«По мотивам повести Валерии Жихаревой». Ну нет, это я смотреть не желаю! Она
тут же переключилась на другую программу. И вдруг ее словно что-то ударило.
Жихарева! Ведь это именно Жихарева рекомендовала Гущина! Вот, наверное, что мне
подспудно мешает. У меня на нее аллергия… Но как странно, что Гущин сам в
разговоре со мной ни разу о ней не обмолвился. Даже не упомянул о знакомстве с
такой известной писательницей… А может, он с нею и не знаком? Может, кто-то
просто передал ей рукопись молодого автора, она сочла ее талантливой и
рекомендовала Олегу? Что ж, вполне возможно. Но Олегу-то Гущин об этом сказал?
Или не он, а сама Жихарева? Очень странно… Надо спросить Олега… Но я не доживу
до понедельника.
