– Я как раз собирался вам это предложить. Вернемся в
гостиницу, а к восьми поедем в мексиканский ресторан, там удивительно вкусно
готовят. Я заказал столик.
– А что, там надо заранее заказывать столик?
– Обязательно, это очень популярное место.
– А как туда надо одеваться? Вечернего платья у меня с
собой нет.
– Да что вы, ничего такого, оденьтесь как угодно. Вы и
так сказочно хороши.
– Мам, слушай, что это Олег Степанович так о тебе
беспокоится?
– Ну мы же с ним давно знакомы и хорошо друг к другу
относимся. К тому же у меня много работы, и, если я надолго выйду из строя, для
него это лишняя головная боль.
– Мам, а ты мне не врешь?
– Ирка!
– Ну вообще-то он неплохой мужик…
– А я разве говорила когда-нибудь, что плохой? Ты на
что намекаешь?
– У вас с ним что-то есть?
– Ты с ума сошла! Я уже тебе объясняла, что ему сейчас
одиноко. Мне-то лучше, у меня есть ты.
– А этот Том Круз чего не появляется?
– Зачем он тебе нужен?
– Мне он ни на фиг, я думала, тебе… Он же к тебе
клеился. И потом, ты больна, а он все-таки врач.
– Не выдумывай! Меня и так хорошо лечат. Кстати,
достань-ка мне сверху красную кастрюлю, я боюсь еще лезть на табуретку, вдруг
голова закружится… Вот спасибо. А теперь можешь идти гулять, я прекрасно сама
со всем справлюсь. Думаю в понедельник выйти на работу.
– Там будет видно. Ладно, мам, я правда пойду… Денис
меня на выставку пригласил.
– На какую?
– Сама не знаю, он сказал, хорошая выставка в Доме
художников. А после этого пойдем в кафе. Не возражаешь?
– Ну если все будет строго по этой программе, то нет. А
вот если он опять возьмет у отца машину…
– Откуда ты знаешь? – ахнула Иришка.
– Неважно, одна птичка начирикала.
– Интересно – кто? Но ты не бойся, папашка теперь
машину от него на сто сигнализаций закрывает. Но обещает подарить ему на
двадцатилетие новую, правда, не крутую. Только это еще не скоро будет, в
декабре.
– Слава богу! Ну все, иди, я пока почитаю верстку.
– А кастрюля-то тебе зачем?
– Кисель хочу сварить, в морозилке черная смородина
завалялась.
– Да? – обрадовалась Иришка. – Я тогда на
обратном пути молока куплю!
Тата занялась домашними делами. Но через полчаса утомилась и
прилегла на диван. Ее разбудил телефонный звонок.
– Можно попросить Наталию Павловну? – спросил
смутно знакомый женский голос.
– Это я.
– Наталия Павловна, здравствуйте, с вами говорит мама
Павла Гущина.
Кровь бросилась в лицо Таты.
– Я вас слушаю, – сухо сказала она.
– Наталия Павловна, извините, Павлик уехал на несколько
дней и просил меня забрать у вас рукопись второго романа.
– Ради бога! Мне она ни к чему.
– А как бы нам это сделать? Мы не могли бы встретиться
где-то в городе?
– Нет, – отрезала Тата. – Я больна и не
выхожу из дома.
– Но у вас, кажется, есть дочка, и она уже большая…
Ну и наглость, подумала Тата.
– Да, но моей дочки сейчас нет. Если вам это срочно,
приезжайте, а нет – так я отвезу ее на следующей неделе на работу, и вы сможете
ее забрать из издательства.
– Нет, я бы хотела сегодня. Вы позволите к вам заехать?
– Заезжайте.
Тату опять начала бить дрожь. Надо же, рукопись понадобилась!
Видно, хочет поскорее от меня отделаться. Но почему? Что я такого сделала? Как
это странно, глупо, как-то даже по-детски – отдавай мои игрушки… Но почему же
мне так больно? Я же не влюбилась в него… Или влюбилась? Не знаю, ничего не
знаю. Надо привести себя в порядок, не хочу, чтобы эта женщина потом сказала
ему, что я неинтересная старая грымза.
Тата сняла халат, натянула джинсы и ахнула – они чуть не
сваливались с нее. Неужто я так похудела за одну неделю? Да, действительно!
Наверное, я все-таки влюбилась, ни от одной диеты так не похудеешь, как от
несчастной любви… Да, и глаза стали больше, и вообще… Мне это идет… Ох, надо же
подготовить рукопись, чтобы сразу отдать и забыть о Гущине раз и навсегда. А
может, наоборот, попытаться разговорить его мамашу? Вдруг я что-то выясню!
Интересно, какая она?
Минут через сорок в домофон позвонили. Тата сразу, не
спрашивая, нажала кнопку, и вскоре на пороге стояла женщина лет пятидесяти,
полная, в дорогом пальто из коричневой каракульчи и с любезной улыбкой на сильно
накрашенных губах.
– Наталия Павловна? Я Гущина…
– Заходите, пожалуйста… Простите, не знаю вашего
имени-отчества.
– Нинель Вадимовна.
– Заходите, Нинель Вадимовна. Хотите кофе?
– Нет-нет, спасибо большое, я тороплюсь.
– Хорошо, я сейчас принесу рукопись. Да вы присядьте.
– Благодарю вас, не стоит. Я действительно спешу.
– Ну как угодно.
Тата вынесла папку в прихожую:
– Вот, прошу вас.
– Извините, может, это дурацкий вопрос, но вы… вы не
ксерили рукопись?
– Что? – опешила Тата.
– Ну вы не снимали с нее ксерокопию?
– Нет. А зачем?
– Я просто спросила… На всякий случай!
Женщина выхватила папку из рук Таты и поспешно засунула в
пластиковый пакет.
– Спасибо, я побегу. Всего хорошего.
И она скрылась в лифте.
Нет, я совсем ничего не понимаю! Зачем мне снимать копию? И
что было бы, если бы я ее сняла? Они что, боятся, что я чужой роман украду?
Ненормальные они, видимо, – что сын, что мамочка. И он все время в
разговорах со мной прибеднялся, а у мамочки вид отнюдь не бедный.
Тата бросилась к окну, выходящему на подъезд. Вот мадам
Гущина вышла во двор, подошла к «Волге» темно-бордового цвета и села за руль.
Вот как!.. Он, кажется, говорил что-то насчет того, что он, увы, не за рулем…
Но в конце концов, мало ли что есть у его матери, а у него самого этого нет.
Он, наверное, гордый и хочет все заработать сам. Да какое мне до всего этого
дело?
Снова зазвонил телефон.
– Алло, Наталья, как ты?
– Спасибо, Олег, гораздо лучше, надеюсь в понедельник
уже выйти на работу.
– Не вздумай! Александр Николаевич сказал, что надо
соблюдать осторожность.
