– Ты меня приглашаешь?
– Само собой, вот только…
– Есть какие-то «но»?
– Понимаешь, Дашка пригласила Марата.
– Зачем?
– Похоже, она догадалась.
– И тебе теперь боязно, ты не знаешь, как все это
будет?
– Да, Котенька.
– Не бойся, моя хорошая, я буду с тобой, а этот дурак
пусть кусает себе локти, все равно ничего другого ему не остается. А что ты
делаешь завтра? Не хочешь поехать со мной в Реховот?
– В Реховот? К твоей сестре?
– Ну да. Мне неохота ехать, мы с ней хоть и любим друг
друга, но все время ругаемся. Она вчера звонила, просила прощения, уговаривала
приехать. Но с тобой поеду с удовольствием.
– А на чем туда едут?
– На автобусе от таханы мерказит1. Кстати, ты там уже
была?
– Да, на пасхальной ярмарке, купила себе дивную кошку,
глиняную, с синими глазами. У меня дома целая коллекция кошек.
– И Жукентий?
– И Жукентий!
– Кстати, я давно хочу спросить – кроме Жукентия, у
тебя кто-нибудь есть?
– В каком смысле?
– В мужском.
– А… Да, есть.
– Ты его любишь?
– Нет, – без секунды колебаний ответила я.
– Придется дать ему от ворот поворот, я очень ревнивый!
– Не рано ли ты распоряжаешься моей жизнью?
– Ничуть. Вот вчера было бы еще рано, а сегодня – в
самый раз.
– Ты считаешь, что это дает тебе основания…
– Тихо, тихо, не кипятись, я же ничего не требую, носки
свои держу при себе, до поры до времени согласен быть приходящим любовником и
терпеливо ждать, когда ты меня призовешь.
Когда мы явились, Дашка и Данила уже были дома.
– Мама, куда ты подевалась? Здравствуйте, Викентий
Болеславович! Та-ак, суду все ясно! – хмыкнула она, едва взглянув на
нас. – Вас можно поздравить?
– Дарья!
– Да, Дашенька, можете поздравить, меня во всяком
случае.
Ну и наглец!
– И еще, Даша, я хотел бы вас просить называть меня
как-нибудь проще, чем Викентий Болеславович.
– Что ж мне, Котей вас звать, как мама? Нет, это мне не
нравится. Лучше Кент, вы не против?
– Кент? Отлично! Кентом меня никто и никогда еще не
звал. Звучит очень современно, ты не находишь, Кузя?
– Кузя? Мама, ты теперь Кузя? А вообще здорово, тебе
идет. Ну и темпы у вас, сэр!
Я видела, что Даню эта болтовня коробит.
– Ладно, хватит трепаться. Дашка, мы с Викентием
Болеславовичем хотим завтра поехать в Реховот. Ты не возражаешь?
– А у меня разве есть право голоса?
– Ну разумеется, Дашенька, – поспешил ее успокоить
Котя. – Но ведь вы завтра работаете, а к вечеру обещаю вернуть вам вашу
маму в целости и сохранности.
– Ну, так уж и быть, – великодушно согласилась
Дарья.
– Во сколько мы завтра едем? – спросила я.
– Чем раньше, тем лучше.
– А в Реховоте есть море?
– Чего нет, того нет!
– Тогда я с утра искупаюсь, ладно? Я раненько сбегаю на
пляж, и часов в десять можем выехать.
– Ладно, купайся, а в десять я за тобой сюда зайду,
успеешь? Есть автобус в половине одиннадцатого…
Он задумался, и я точно знала о чем: о том, что если завтра
он зайдет за мною сюда, а я буду уже одна, мы можем никуда и не уехать.
– Нет, знаешь ли, давай лучше встретимся на тахане.
– А я там заблужусь, на этой тахане сам черт ногу
сломит.
– Хорошо, в таком случае ровно в десять на вашем углу.
– На котором?
– Боже, какая бестолковая женщина! На углу, где продают
орехи.
– Прекрасно, договорились!
Потом мы сидели вчетвером, пили чай, болтали, и я видела,
как ловко Котя вовлекает в разговор Даню, которого немного смущала эта
ситуация. Через полчаса от неприязненной настороженности не осталось и следа.
Он помимо прочих достоинств еще и чертовски обаятелен, этот Котя. Мои детки уже
почти влюблены в него. Он им что-то рассказывает, они смотрят ему в рот, а я
впервые за этот день могу наконец побыть немного наедине с собой, хотя Котя
время от времени смотрит на меня с нежной улыбкой.
Мне хорошо, мне фантастически хорошо. Хорошо моей душе,
моему телу. Первый раз в жизни я чувствую себя как за каменной стеной. Это
ощущение настолько непривычно, что я сама стараюсь отодвинуть его. Я не знаю,
каково это. Только в юности, с родителями, я знала это чувство защищенности, да
и то пока они не состарились – я была у них поздним ребенком. Всю взрослую
жизнь до сегодняшнего дня я прожила на юру, открытая всем ветрам. И хотя
благодаря друзьям я не очень остро ощущала свое одиночество, вот это чувство
каменной стены было мне абсолютно внове. Приятное чувство, ничего не скажешь,
но расслабляющее. А я по опыту знаю – стоит мне расслабиться, как я тут же
получаю удар поддых. Тем более что знакома с Котей всего ничего, мало ли какие
сюрпризы он еще может мне преподнести. Короче, надо все-таки держать дистанцию
и не принимать скоропалительных решений. Буду просто наслаждаться моментом. Мне
было хорошо с ним сегодня? О да. Да! Я влюблена в него? Конечно! Но… Чего-то в
моем чувстве к нему не хватает, чтобы оно полностью завладело мною… Чего-то
такого, что я так болезненно остро ощущала вчера в объятиях Марата. Это как
букет – смотришь, вроде красиво, а чего-то недостает. А потом добавишь веточку
зелени – и он уже почти совершенен. В моем чувстве к Коте недоставало этой
веточки, а с Маратом, кажется, только веточка и была, без букета… Ну конечно же
жалость! Мне не хватало жалости к Коте, а Марата я жалела, жалела душой и телом,
да и любовь моя к нему началась с жалости – когда он так растерялся… Помню, лет
десять назад за мной ухаживал один преуспевающий театральный художник, умный,
красивый, талантливый, он был влюблен в меня без памяти, казалось бы, чего еще,
но нет, я никак не могла ответить ему, хотя он мне нравился. Лерка тогда
сказала мне: «Ну все понятно, если бы он сейчас сломал ногу, ты бы уже умирала
от любви, тебе же, дуре, надо обязательно пожалеть мужика! А чего их жалеть?
Нас бы кто пожалел!» Это верно, любовь без жалости у меня не получается, а Котю
жалеть вроде не за что. Кстати, интересно, Марат не звонил? И зачем мне,
спрашивается, Марат?
– Мама, о чем ты так глубоко задумалась?
– А? Что? Да так, ни о чем.
Котя пристально посмотрел мне в глаза и, кажется, прочел все
мои мысли, потому что он вдруг нахмурился и встал.
