– Ну что же, пора и честь знать! Спасибо, Дашенька, за
чай. У вас чудный уютный дом. Похоже, это мамина школа?
– Да! Нам тоже было очень приятно!
Ровно в десять утра мы встретились на углу.
– С добрым утром, моя хорошая! Как тебе спалось?
– Отлично, спала как убитый сурок!
– Это еще что такое?
– Так выражается один мой дружок-художник. Он обожает
такие фразочки. Например: «Молчит как рыба об лед».
– А что, недурно!
– А как ты спал?
– Неважно, признаться. Меня немного встревожила твоя
вчерашняя задумчивость. Ты словно проводила какой-то сравнительный анализ, и я
боялся, что результат будет не в мою пользу. Вот и проворочался полночи с боку
на бок.
Кажется, в самой глубине души шевельнулся крохотный червячок
жалости. И удивление – каким же он бывает разным, этот Котя. Одно можно сказать
с уверенностью – с ним не соскучишься!
Мы сели в автобус. Народу было мало, и Котя обнял меня. Я
прильнула к нему, положила голову ему на плечо. Это было приятно.
– Я очень хочу познакомить тебя с сестрой.
– Расскажи мне про нее, какая она.
– Непредсказуемая! С очень скверным характером, но
чрезвычайно добрая. Она прожила тяжелую жизнь, рано лишилась мужа, его арестовали,
и он погиб в лагерях, она одна растила двух сыновей, помешана на них, особенно
на младшем, Матвее, но не дает ему жить, во все вмешивается, расстроила уже два
его брака. Несчастный парень, да какой там парень, ему уже за сорок. Из
Реховота он сбежал, а сейчас хочет сбежать еще дальше, в Америку. Он
первоклассный настройщик. Странное дело, она готова помочь всем и каждому, но
собственного сына просто гробит. Старший, Лазарь, умеет за себя постоять, а
Матвей – нет. Я приезжаю к ней уже пятый раз, но ссоримся мы беспрерывно, и она
же первая от этого страдает. Когда она начинает кричать, я просто ухожу, а
потом возвращаюсь как ни в чем не бывало. Но это тоже надоедает.
– А они давно уехали?
– Да, очень давно, лет двадцать уже! У нее свой дом,
очень славный, деньги есть, она получила кое-какое наследство, Лазарь – врач,
прекрасно зарабатывает, помогает матери, Матвей тоже, но жить с ней невозможно.
Если ты ей понравишься, она много интересного может рассказать.
– А если не понравлюсь?
– Такого быть не может!
Вера Болеславовна оказалась высокой статной женщиной,
назвать ее старухой язык не поворачивался. Красивое лицо с большими черными
глазами и трагически опущенными уголками рта.
– Вика! Наконец-то! Кто это с тобой?
– Познакомься, Верочка, это Кира, чудесная художница и
моя близкая подруга.
– Добро пожаловать, заходите!
Дом, очень симпатичный снаружи, внутри оказался просто
очаровательным. Обставлен он был с большим вкусом, а на каменных полах лежали
поразительной красоты ковры.
– Что это? Я никогда ничего подобного не видела! Это
израильские ковры? Какие красивые!
– Вера сама их делает, у нее собственная технология.
– Но это же произведения искусства!
Я плюхнулась на коленки и принялась разглядывать и щупать
удивительный ковер.
– С ума сойти, тут и нитки, и тряпки, и кожа, и солома!
Вера Болеславовна, да вы настоящая искусница, а Котя мне ничего не говорил!
– Котя! А что он вообще может сказать обо мне – что я
вздорная женщина, никому не даю жить, что у меня кошмарный характер, да?
Признайтесь, он это говорил?
– Нет, что вы…
– Да ладно, деточка, я уже не обижаюсь, он во многом
прав, мой братец. Кстати, за всю жизнь впервые слышу, чтобы кто-то называл его
Котей, кроме нашей мамы. А вы, прошу вас, зовите меня просто Верой, без
отчества.
Котя подошел, помог мне встать.
– Викеша, Кира, хотите кофе?
– Да! – хором ответили мы.
– Как хорошо! Я давно уже никого не поила кофе, но Вика
обещал приехать, и я на всякий случай испекла пирог. Если бы вы не приехали, я
отдала бы этот пирог соседям. У них куча детей, и они всякому куску рады.
– А может, мы лучше пойдем на кухню? Стоит ли таскать
все сюда?
– Сюда? Нет, можно, конечно, и на кухню, у меня там все
чисто, но я думала, лучше будет в саду.
– В саду? Конечно, в саду! Только позвольте мне вам
помочь!
– Спасибо, деточка, но я и сама еще в силах напоить и
накормить своего брата и его даму сердца, а вернее, даже невесту.
– Невесту? С чего вы взяли?
– Думаете, я слепая?
– Нет, Верушка, ты не слепая и все правильно понимаешь,
вот только эта женщина не желает выходить за меня замуж!
– И права!
– Это почему же? – заинтересовался Котя.
– Если вспомнить, на ком ты женился… Эта женщина совсем
другая, не чета той швали…
– Вера, я попросил бы!
– Да ладно, ладно, молчу. Вы посидите тут, я все
приготовлю и позову вас!
Мы остались вдвоем, и впервые за все время знакомства между
нами возникла какая-то неловкость.
– Кира, я тебя предупреждал… Но ты ей явно понравилась.
– Она мне тоже. Она только чудовищно одинокая. И очень
красивая. Мне хотелось бы нарисовать ее портрет.
– Видела бы ты ее в молодости! Но странное дело,
несмотря на красоту, она не нравилась мужчинам, чего-то ей недоставало или,
наоборот, чего-то было слишком много.
Мы замолчали. Вскоре Вера позвала нас.
Мы вышли из дома, и я ахнула – небольшой сад весь в весеннем
цвету, но при этом совершенно экзотический, незнакомый, и под каким-то розовым
деревом был накрыт стол, по-подмосковному уютный, с обычной клетчатой
скатеркой. Почему-то от этого зрелища запершило в горле.
Мы сидели за столом, пили кофе, и Вера расспрашивала меня о
Москве.
– А разве вы не смотрите наше телевидение? –
удивилась я.
– Смотрю, – горестно проговорила она, – но я,
деточка, никому не верю. Им не верю. Они всю жизнь что-то мне обещали, а что я
видела там, кроме горя!
– Верушка, ты уже двадцать лет живешь здесь, и тебе,
по-моему, не так уж плохо.
– Что ты знаешь про мою жизнь! Да, кстати, посмотри
потом розетку на втором этаже в ванной, я что-то боюсь ею пользоваться. Да не
спеши, допей кофе!
– Я уже допил! – Похоже, Коте хотелось убраться
подальше.
– А ты и в электричестве разбираешься? – спросила
я.
– Прекрасно. Еще одно очко в мою пользу!
