– Что вы говорите! – неискренне удивилась она,
обводя взглядом гостей. Взгляд ее остановился на Коте. – Кира, а кто этот
интересный мужчина?
– Мой жених, – не удержалась я, – но это пока
секрет, Генриетта, прошу вас, никому ни слова!
– Кирочка, я здесь отбросила первую часть имени, меня
теперь зовут просто Етта, здесь это звучит естественнее.
– Хорошо, буду знать!
– Мамуля, все в сборе, можно садиться за стол!
Садитесь, садитесь! – закричала Дашка.
Началась обычная суета, но наконец все расселись. Я сидела
между Котей и Любой. Марат оказался напротив, Дашка села рядом с ним.
– Кто у нас будет тамада? – кричали гости.
– Я! – вызвался Шац.
– Ничего подобного! – заорал Стас. —
Тамадой всегда и везде бываю я. У меня есть грузинские
корни!
– Ввиду отсутствия грузинских корней предоставляю эту
обязанность вам, – согласился Шац.
– Итак, друзья мои, первый бокал мы поднимем за двух
наших новорожденных – мою старинную подружку Киру и ее замечательную дочку.
Ура!
– Грузинские корни, видно, очень глубоко зарыты, –
проворчал Котя.
Пока все было отлично – народ насыщался.
– Дашка, пироги ты пекла?
– Нет, это мама!
– А рыба? Какая великая женщина готовила эту рыбу?
– Про рыбу я все знаю, – рявкнул Стас, –
такую рыбу я имел честь неоднократно вкушать в доме моей подруги Киры! Ее мама
готовила гефилтер фиш божественно, и Кира стала ее достойной продолжательницей,
она не только превосходная художница, но и великая кулинарка! Так выпьем же за
эту рыбу – красивую, умную, талантливую, ох, что это я плету, выпьем за эту
женщину…
Все смеялись, жевали, произносили тосты – словом, обычная
застольная кутерьма. Лишь иногда я ловила на себе взгляд Марата – в нем
читались изумление и тоска.
– Кирка, – прошептала вдруг Люба, – знаешь, а
у него и в самом деле невыносимые глаза. Его жалко!
– Ага, теперь ты меня понимаешь! – шепнула я в
ответ. – Марат, что-то ты плохо ешь, – обратилась я к нему. –
Тебе не нравится?
– Да что ты, Кирочка, все удивительно вкусно! Ты,
кстати, тоже ничего не ешь!
– Вполне естественно, я ведь все это готовила, мне не
хочется.
– Как тогда… – неслышно произнес он, а я прочитала
по губам.
Что же он со мной делает, я не могу оторваться от его глаз,
что за власть они надо мной имеют!
Люба толкает меня в бок:
– Ты спятила? Если тебе на всех наплевать, хоть Котю
пожалей.
С усилием оторвав взгляд от Марата, поворачиваюсь к Коте,
который сидит мрачнее тучи.
– Кира, выйди на минутку в кухню!
Ого! Уже не Кузя, а Кира!
– Что случилось?
– Ничего! Прошу, выйди!
– Хорошо!
Я вышла на кухню, прихватив с собою освободившееся блюдо от
рыбы. И тут же за мной явился Котя.
– Кира, не смей на него так смотреть!
– Как?
– Не знаю, но это непереносимо! Ты глаз с него не
сводишь. А между нами, смотреть там не на что!
– Котенька, родной, успокойся, я просто пытаюсь понять,
из-за чего я столько лет сходила с ума, а еще слежу, как они с Дашкой общаются,
ну, Котенька, ты же такой умный, все понимаешь…
– Я понимаю только, что ты вьешь из меня
веревки, – чуть смягчился Котя. – Знаешь, я хочу объявить о нашей
помолвке.
– Котя, в нашем возрасте это просто смешно! Какая, к
черту, помолвка?
– А почему бы и нет?
– Потому что глупо!
– А если я просто скажу, что ты выходишь за меня замуж?
Это можно?
– Котя, но я ведь, по правде говоря, еще не
согласилась…
– Да куда же ты от меня денешься, моя хорошая? Я все
равно тебя доконаю! Уж если я встретил женщину, которую даже моя сестрица
одобрила, так я ее не упущу, будьте уверены! А кстати, ты сама просила не
упустить тебя, так что молчи уж… – Он поцеловал меня. – А этому хмырю
синеглазому я тебя не отдам. Надо было двадцать лет назад чухаться. А ну пошли!
Он схватил меня за руку и потащил в комнату.
– Господа! Господа! Прошу минуту внимания! Вот эта дама
сию минуту согласилась стать моей женой. Так что можете нас поздравить!
Все повскакали с мест, бросились к нам, стали обнимать, Стас
уже орал «Горько!», но Котя весьма тактично заметил, что это преждевременно.
За столом остались сидеть только двое – Марат и Етта.
У Марата лицо было ошеломленное и убитое, а у Етты просто
злое. Впрочем, оно у нее всегда таково.
Стройный порядок застолья был нарушен. Кто-то еще что-то ел,
кто-то курил на балконе, кто-то толокся на кухне.
– Ребята! – крикнула Дашка. – А десерт?
– Погоди с десертом! – гаркнул Стас. – Сперва
попляшем, попоем, доедим все, что есть на столе, а потом уж и до десерта дело
дойдет.
И вот в комнате молодежь топчется под музыку, а те, кто
постарше, собрались на балконе, где стояли кресла и стулья. Шац взял гитару и
начал перебирать струны. Я сидела в кресле, а Котя присел на подлокотник, обняв
меня. Марат сидел напротив и курил. К нему подсела Етта. Она о чем-то спрашивала
его, он отвечал как-то невпопад, явно думая о чем-то своем.
Вдруг она громко сказала:
– Подумать только – такое сходство! Кира, вы не
находите, что Даша страшно похожа на Марата Ильича, просто одно лицо!
На балконе воцарилась мертвая тишина.
– Если бы я не знала, что Дашенькин папа давно умер, я
могла бы подумать…
– Прошу прощения, – очень холодно сказал
Марат, – мне, конечно, весьма льстят ваши слова, но, поверьте, я тут ни
при чем. В природе еще и не то бывает!
Молодец, не растерялся. Обещал сохранить это в тайне и
сдержал слово.
– Петух еще и трех раз не прокричал, а он уже
отрекся, – начал Котя.
– Не говори чепухи! – рассердилась я. —
Я его просила молчать, совершенно ни к чему при всех
обсуждать еще и это! Завтра они встретятся с Дашкой и все выяснят.
– Я так понял, что завтра ты с ним встречаешься?
– Нет, теперь уже нет, они оба знают и пусть поговорят
с глазу на глаз. Дашка уже не ребенок.
– Ты мудрая, как змея, Кузя!
– Я не мудрая, я вконец растерянная!
– От чего ты так растерялась, моя хорошая?
