– Это называется прожили? Раз в неделю он к тебе ходит,
ты его поишь-кормишь, а он даже гвоздя вбить не может, что от него толку-то?
– А вот когда Дашка уехала, знаешь как он меня
поддерживал, как был ко мне внимателен!
– Его, надо полагать, теперь на помойку?
– А тебе его жалко?
– Ничуточки. Жалко мне, если хочешь знать, тебя, дуру,
и Котю, бедолагу. Слушай, Кирка, можешь ты мне, в твоих же собственных
интересах, пообещать одну вещь?
– Смотря какую!
– Не сообщать заранее Коте о своих матримониальных
планах с Маратом? Вот приедешь в Москву, поглядишь, что к чему, а там уж и
скажешь, коли все обернется по-твоему. Обещай мне, ладно?
– Ладно!
– Поклянись!
– Вот еще!
– Нет, поклянись, причем Дашкой!
– И не подумаю!
– Кирка, если ты поклянешься Дашкой, я буду знать, что
ты слово сдержишь, что бы там ни было. А нет, так сразу все и выложишь Коте при
первой возможности. Подумай, голова садовая, ведь больше ты такого Котю не
встретишь, а Марат твой в любой момент может тебя кинуть. Давай клянись!
– Клянусь!
– Нет, не так! Скажи: клянусь Дашей, что пока ничего
Коте не скажу! Повторяй!
И я повторила эту дурацкую клятву, хотя вера в будущее с
Маратом с каждой минутой крепла во мне.
…Утром я сбегала на пляж, а когда вернулась, раздался телефонный
звонок. Котя.
– Кузенька, наконец-то я тебя застал! Ты там без меня
что-то загуляла!
– Да уж, пустилась во все тяжкие! Сегодня, например, мы
с Дашей едем к Вере.
– Вот умницы девочки! Старушка будет рада!
– Котя, а как там дела у твоего зятя?
– Да в общем неплохо, поправляется помаленьку, а я,
Кузечка, в понедельник улетаю в Америку до двадцать седьмого. Ты уж вернешься к
тому времени?
– Да, Котя, я хотела тебе… – Я уже собралась
сказать ему, что выхожу замуж за Марата, но вовремя вспомнила о дурацкой
клятве, которую с меня вчера стребовала Любка, и прикусила язык.
– Кира, ты, кажется, хотела мне что-то сказать? Что-то
плохое, да?
– Котя, откуда такие мысли? – бодреньким голоском
воскликнула я.
– А там этот синеглазый, часом, не перебежал мне дорогу?
– Он уехал, Котя.
– Когда?
– Да уж три дня назад, – соврала я.
– И что?
– Ничего.
– А с Дашей?
– С Дашей у них полная любовь.
– А с тобой?
– Котя!
– Ну, хорошо, хорошо, не буду. Значит, до встречи в
Москве?
– Да.
– Ты хоть немножко скучаешь по мне?
– Очень! – вполне искренне ответила я.
– Родная моя, я просто с ума схожу от тоски и ревности.
– Не надо сходить с ума, зачем ты мне сумасшедший
нужен?
– Тоже верно. Ты, как всегда, права! Целую тебя, моя
хорошая. И жду не дождусь, чтобы ты вспыхнула, а я ахнул. До свидания, любимая!
– До свидания, дорогой!
Самое интересное, что мне было ужасно приятно с ним
разговаривать, он был родной, как это ни дико. А Марат – нет, не родной.
Слишком уж тут пылали страсти.
И вот наконец потекла та самая жизнь, которую я и
представляла себе, собираясь в Израиль. Мы с Дашей съездили к Вере, и она
взялась учить мою дочку. Они весьма понравились друг другу. После моего отъезда
Дашка будет по субботам ездить на машине в Реховот. А я обзвонила всех
знакомых, съездила в Иерусалим с Вавочкой и Стасом, который великолепно знал
город и со страстью показывал его мне. Потом мы еще раз ездили туда, уже с
заездом в Вифлеем. Я много рисовала, стараясь забыть о Марате. Мои друзья из
Хайфы, Нина и Виктор, возили меня в Галилею, Самарию, на Генисаретское озеро и
даже в Эйлат, где я купалась уже в Красном море. Я наслаждалась покоем, этой
удивительной страной, так восхищающей туристов и так порой разочаровывающей
эмигрантов. Побывали мы с Дашкой и в пардесах – апельсиновых и грейпфрутовых рощах,
где в апреле рвали с деревьев апельсины. Правда, потом нам сказали, что это
опасно, там часто прячутся арабы, но с нами, слава Богу, ничего не случилось.
Свозили меня и на так называемые «территории», где за десять лет на голых
камнях евреи построили изумительной красоты поселки. А в последние дни перед
отъездом я бегала по магазинам, покупая подарки в Москву. Алевтине – блузку,
она теперь деловая женщина и для нее теперь чем больше блузок, тем лучше.
Лерке, конечно, цацку, она их обожает. Юрику… нет, стоп, Юрику ничего, он не
проводил меня, и вообще… А Марату? Марату синюю летнюю рубашку. А Коте? И Коте
куплю точно такую же, у него глаза серо-голубые, ему пойдет. Чтобы никого не
обидеть! Да, но если Марат все-таки состоится, то при чем здесь Котя? Ну ладно,
значит, у Марата будут две одинаковые рубашки. Или у Коти… Как же стыдно, я
Котю словно про запас держу, на всякий случай, а какой там случай может быть –
если Марат бросит меня снова, я больше никогда никому не поверю. Даже Коте.
Сложнее всего купить подарок Ваське, у этой прекрасной дамы есть все. А, знаю!
Она обожает комнатные цветы, привезу ей какой-нибудь диковинный маленький
цветок. Вопрос только в том, как его спрятать. Ничего, что-нибудь придумаю. Я
уезжаю только через пять дней, а мне уже несут письма в Москву и маленькие
передачки. Еврейская почта! На это я отвела целую сумку, но больше ни грамма не
возьму. Что я, лошадь? Сюда перла четыре сумки и обратно тоже попру черт-те
сколько. Себе я тоже тут кое-что купила, да еще надо взять для подружек
чего-нибудь вкусненького, местного. Хумус, например! Да, вещей набирается
прорва, да еще мне надарили всякой всячины! Как все это уложить? Но Лиза меня
успокоила.
– Не волнуйся, – сказала она. – Я тебе так
все уложу, что сможешь впихнуть еще пол-Тель-Авива!
Марат звонил довольно часто, шептал в трубку нежные слова,
говорил, что уже не в силах ждать, что собирает потихоньку свои бумаги, что
отремонтировал машину, чтобы ехать за мной в Шереметьево, а я таяла от звуков
его голоса и с каждым днем все больше верила своему неслыханному счастью. Я
летала как на крыльях, а Люба, глядя на меня, вздыхала:
– Надо же, как повезло этому недопеску! Но какие же мы,
бабы, дуры! Он тебя бросил с дочкой на двадцать лет, а потом появился, сделал
жалкие глаза, и ты ему все простила! А я вот все равно не верю ему, хочешь –
обижайся на меня, но не верю! Что-нибудь он в последний момент устроит,
какую-нибудь пакость!
– Какую пакость?
– Понятия не имею, только чувствую в нем пакостника!
Кирка, если все будет по-твоему и вы поженитесь, обещаю публично принести ему
свои извинения. Да что там, даже если он просто встретит тебя – клянусь, не
пожалею денег, позвоню ему и попрошу прощения.
