— Так я же купил, вот!
— Дядя, ты что, умрешь, если еще пять штук купишь, а? — спросил Сердар.
Но старый скряга сделал вид, что не слышит, и пальцем показал на уголок билета.
— Да еще и старые. Вечер-то давно прошел, — сказал он. — Два месяца назад. Гляньте, здесь написано «май 1980 года».
— Послушай, ты что, собирался идти на этот вечер? — не выдержал Мустафа.
— А как я могу сегодня пойти на вечер, который был два месяца назад? — не унимался зеленщик.
В конце концов из-за этих пяти билетов и у меня чуть было не лопнуло терпение. Зря нас учили D школе быть терпеливыми. Только время всю жизнь терять, а больше ничего. Если бы на эту тему задали написать сочинение, то я бы привел много примеров и написал бы так. что даже преподаватели турецкого, которые всегда искали случая завалить меня, вынуждены были бы в результате поставить мне «пять». Вот, я нрав — Сердар разозлился, как я. Вдруг он подошел к старому скупердяю, нахально вытащил у него из-за уха карандаш, написал что-то на билетах и вместе с карандашом отдал обратно.
— Вот так годится, дяденька? — спросил он. — Вечер мы перенесли на два месяца. Давай пятьсот лир!
В конце концов тот отдал эти деньги. Вот как; и только наши глупые учителя турецкого верят, что сладкими речами можно заставить змею выползти из ее логова, Я так разозлился, что собирался тоже поиздеваться над старым скрягой, мне хотелось сделать ему какую-нибудь гадость. Мы уже выходили, вдруг я остановился и с самого низа аккуратно сложенной у двери башни из персиков вытащил один. Но развалились не все персики. Ему повезло. Персик я положил в сумку. А потом мы пошли к парикмахеру.
Парикмахер наклонил кому-то голову в раковину и моет. Он посмотрел на нас в зеркало.
— Я возьму пару штучек, ребята, — сказал он, не отпуская голову.
— Хотите — возьмите десять штук, дяденька, — предложил Мустафа. — Продадите кому-нибудь.
— Я же сказал: оставь две штуки, и хватит, — ответил парикмахер. — Вы разве не из союза?
Всего лишь два билета! Вдруг я взорвался:
— Нет, ты купишь не два билета, а десять. — Отсчитав, я протянул билеты ему.
Даже Сердар растерялся. Вот, друзья, видите, каким я бываю, если меня разозлить? Но парикмахер билетов не взял.
— Сколько тебе лет? — спросил он.
Намыленная голова в его руках тоже смотрит на меня в зеркало.
— Так ты берешь? — повторил я.
— Восемнадцать, — ответил Сердар.
— И кто это из союза направил тебя? Ты такой вспыльчивый, — сказал он.
Я не нашелся что сказать и посмотрел на Мустафу.
— Извините, дяденька, — вмешался Мустафа. — Он еще новенький. С вами не знаком.
— Видно, что новенький. Ребятки, оставьте мне пару штучек.
Он вытащил из кармана двести лир. Наши сразу же согласились с ним, забыв обо мне, они чуть не руку ему целовали. Значит, если ты знаком с кем-то из союза, то, значит, ты здесь — бог и царь… Не брал бы вообще ничего. Я протянул ему два билета. Но он не даже не повернулся ко мне, чтобы взять.
— Положи сюда!
Я положил. Хотел что-то сказать, но не смог.
— До свидания, ребятки! — сказал он и, указав
на меня бутылкой шампуня, поинтересовался: — Он учится или работает?
— В лицее, на второй год оставили, — сказал Мустафа.
— Чем у тебя отец занимается?
Я молчал.
— Лотерейные билеты продает. — ответил Мустафа.
— Осторожнее с этим маленьким шакалом! — сказал парикмахер. — Слишком вспыльчивый. Ну да ладно, идите.
Наши засмеялись. А я уже решил, что теперь и мне пора что-нибудь вставить, ну, например — не мучай своего помощника, хорошо? — так я и собирался ему сказать, но не сказал. Не глядя на помощника, я вышел на улицу. Сердар с Мустафой смеются, разговаривают, но я вас не слушаю, я ничего не соображаю. А потом Мустафа сказал Сердару:
— Не обращай на него внимания, он вспомнил, как был парикмахером.
— Шакал!
Я ничего не сказал. Моя обязанность — нести эту сумку, а когда придем в нужное место — вытаскивать и давать билеты. Мы здесь вместе, так как нас позвали из Дженнет-хисара и поручили эту работу, но с вами — теми, кто издевается надо мной заодно с лавочником и смеется, повторяя это обидное слово, — мне говорить не о чем. Я молчу. Мы вошли в аптеку, я молчал, в городок пришли — молчал, в бакалее и после нее — у кузнеца, продавца кофе и в кофейне я тоже молчал и не разговаривал, пока мы не обошли весь рынок. Когда мы вышли из последней лавки, Мустафа засунул руки в карманы.
— Теперь мы заслужили по котлете, — сказал он.
Я промолчал, не стал говорить, что деньги эти нам дают не на котлеты.
— Да, — согласился Сердар. — Теперь-то по порции мы заработали.
Однако когда мы сели в закусочной, они заказали по две порции. Они собирались съесть по две порции, а я не собирался есть ни одной. Пока мясо готовили, Мустафа вытащил из кармана деньги и сосчитал: семнадцать тысяч лир. Затем он сказал Сердару:
— А этот что сидит с кислым лицом?
— Сердится, что мы его шакалом обозвали, — ответил Сердар.
— Во дурак! — сказал Мустафа.
Но я ничего не слышал, потому что разглядывал календарь на стене. Потом принесли котлеты. Мы поели — они разговаривали, я молчал. Они заказали и сладкое. Я взял ревани
[12]
— было вкусно. Потом Мустафа вытащил пистолет и, направив его под стол, стал в шутку стрелять из него.
— Дай-ка! — сказал Сердар.
Он тоже пострелял понарошку. Мне не дали, а только посмеялись, потом Мустафа засунул пистолет за пояс, оплатил счет, мы встали и ушли.
Никого не боясь, мы прошли через рынок, вошли в деловой центр и молча поднялись по лестнице. Мы пришли в помещение союза, и тогда я, кажется, как всегда, испугался. Будто списываю на контрольной и волнуюсь, как дурак, потому что учитель уже заметил меня, а учитель видит, что я волнуюсь, и понимает, что я списываю…
— Весь рынок обошли? — спросил какой-то красивый мужчина.
— Да, братец, — ответил Мустафа. — Все, что вы сказали.
— У тебя ведь все с собой?
— Да, — сказал Мустафа, вытаскивая пистолет и деньги.
— Я только пистолет заберу, — сказал тот. — Деньги примет Зекерия-бей.
Мустафа отдал пистолет. Красивый мужчина вышел из комнаты. Мустафа вышел следом. Мы ждем. В какой-то момент я подумал — а чего мы ждем? Будто забыл, что мы ждем Зекерия-бея, а мы будто сидим здесь просто так. Потом пришел еще один, такой же как мы, и протянул нам сигареты. Я не курю, но взял. Он вытащил зажигалку в форме паровоза и дал нам прикурить.
