Когда наша машина начала кружить по проспектам и улицам Манхэттена, я попытался отвлечься, сравнивая то, что видел, с тем, что воображал. Меня интересовало все: многолюдные улицы, тротуары, по которым спокойно, словно во сне, шли люди, огни обычного, заурядного летнего вечера… Когда мой друг, которому надоело кататься туда-сюда по городу, предложил нам где-нибудь посидеть, я согласился: глаза мои были утомлены, потому что им никак было не добраться до тайны, до сути, которую, как полагают мечтатели, однажды они смогут постигнуть. Я решил быть смиренным: я мог постигнуть тайны Нью-Йорка, глядя на обычные мостовые, маленькие магазинчики окраинных кварталов, обычные закусочные, где продавали гамбургеры, знакомые огни светофоров, — требовались только терпение и покорность. Если она и есть, я постигну ее смысл, но не среди теней небоскребов, а из наблюдений, которые я терпеливо соберу.
Так мои глаза, что смотрели уже многие часы, начали видеть. Я стал различать цвета шлангов и стрелок на бензозаправках; я увидел грязные тряпки в руках мальчишек, выскакивающих на проезжую часть, чтобы вытереть стекла машин, стоящих на светофорах; я увидел кроссовки мужчин и синеватые автоматы в телефонных будках, освещенные металлическим светом: стены, кирпичи, огромные стекла, пожарные краны, огни баров, пешеходные переходы, рекламу кока-колы и «Мальборо», надписи на стенах, деревья, собак, желтые такси, закусочные… Увиденное походило на пейзаж, сотканный из пожарных кранов, мусорных бачков, кирпичных стен и раздавленных пивных банок. Я чувствовал, что улицы, кварталы, закусочные, где мы сидели и пили пиво, тоже служат этой же фантазии.
То же относилось и к людям: бритый молодой человек в кожаной куртке с лиловой прядью на макушке, невероятно толстая женщина с дочерью, вон тот человек в костюме, быстро шагавший в мою сторону, негр с радиотранзистором невероятной величины в руках, бегущая длинноногая бледная женщина, в наушниках с собачкой вереницей проносились мимо меня по мостовой.
Когда жена моего друга, поздно пришедшая с работы, тоже присоединилась к нам, мы сели на улице среди переполненных столиков одной кондитерской. Так как они спрашивали меня о Турции, я сначала что-то пробормотал, потом стал рассказывать. Этим жарким летним вечером мне хотелось верить, что я принимаю участие в жизни города, который живет сам по себе скорее не как призрачная фантазия, а воплощенный в людях, из плоти и крови. Я чувствовал, как улицы, которые мне впоследствии предстояло хорошенько узнать, постепенно из призрачного декора превращаются в реальные, настоящие улицы. И что именно было настоящим Нью-Йорком, никто не может сказать.
Но все же у меня осталось несколько призрачных образов, которые я не забыл: поверхность стола на трех ножках, за которым мы сидели на улице, была из белого пластика. На ней стояла зеленоватая бутылка пива и наши кофейные чашки кремового цвета. Широкая спина женщины в зеленом свитере, сидевшей за соседним столиком, закрывала вид уходящей вдаль мостовой. Фасады кирпичных домов, ставшие неясными во тьме, светились темно-синим цветом от бледно-оранжевых фонарей. Так как улица была узкой, фонари скрывала листва деревьев, я видел, как на огромные молчаливые машины, припаркованные вдоль улицы, падает тень.
Спустя довольно много времени после того, как столики на улице опустели и кондитерская закрылась, мой друг, зевая, спросил, перевел ли я часы на нью-йоркское время. Я сказал, что мои часы, которым уже пятнадцать лет, сломались в самолете, снял их с руки, показал ему и больше не надел.
ПОЛИЦЕЙСКИЕ СМОТРЯТ ПОЛИЦЕЙСКИЙ СЕРИАЛ
— Ребята, смотрите на мои новые часы, — сказал один из полицейских.
И вытянул руку назад. Нас было трое на заднем сиденье автомобиля. Я сидел справа у окна, рядом со мной было еще два полицейских в гражданской одежде.
— Где ты их купил? — спросил тот, что сидел рядом со мной.
— На улице, за восемь долларов, — ответил полицейский, сидевший впереди.
— Через сутки остановятся! — сказал другой.
— Уже два дня идут, — сказал сидевший впереди.
Мы ехали вдоль реки Гудзон, к зданию суда на юге города, по хайвею Вест-Сайд. Месяц назад меня ограбили. Грабители легко дали себя поймать. Я их опознал, и когда они признали свою вину, меня позвали свидетельствовать в суд. Так как за день до этого, во время телефонного разговора женщина-прокурор поняла, что мне не очень нравится идея свидетельствовать в суде и что я вот-вот откажусь под каким-нибудь предлогом, она сказала, что утром приедут полицейские и на машине отвезут ме ня в суд. Эти полицейские тоже должны были выступать свидетелями. Они поймали этих неуклюжих грабителей, когда те поджидали новую жертву.
Въезжая в поток городских машин, полицейские разговаривали о каком-то полицейском сериале. Из их разговора я понимал, что герои сериала, как и они, работают полицейскими в Нью-Йорке, водят эти сине-голубые машины с сиренами, на какой мы ехали, и сутками громят бандитов и торговцев наркотиками. Совсем как провинциальные девушки XIX века и мечтательные домохозяйки, которые ставили себя на место героинь романов, которые они читали, полицейские тоже обсуждали события, ставя себя на место полицейских из сериала, которые они смотрели. Язык, на котором они разговаривали, не очень-то был похож на язык полицейских из сериала: я понимал лишь большую часть отборных ругательств.
Мы проехали Чайнатаун и подъехали к Дворцу Юстиции, где снова отправились в одно из долгих путешествий на лифте. Затем меня отвели в кабинет женщины-прокурора. Она была похожа скорее не на прокурора, а на милую, приятную лицейскую однокурсницу, которая собирается посекретничать с приятелем. После того, как она торопливо поздоровалась, она сказала: «Сейчас приду» — и вылетела из кабинета. На ее столе лежали бумаги, и, чтобы убить время, я решил почитать: это были показания негров, ограбивших меня. Вообще-то я тоже заметил, что пистолет у них в руках был ненастоящим. Но все-таки я был зол на них. Они говорили обо мне в выражениях вроде: «белый тип». А мои двадцать долларов заплатили за кокаин, сразу купили «дозу». Так как я подумал, что, может быть, мне не стоит читать эти бумаги, я положил их на стол, а затем, пролистывая толстую книгу, лежавшую с краю, прочитал: «Руководство по ведению допроса для прокуроров». Там рассказывалось, что невозможно будет обвинить адвоката защиты, который, сговорившись с преступником, не сообщил полиции, где спрятано тело. Девушка-прокурор вернулась.
— Вы как будто остерегаетесь свидетельствовать, — сказала она.
Мы вышли из ее кабинета и пошли по коридору.
— Бедные ребята, — сказал я.
— Кто?
— Те, кто меня ограбил. Сколько лет им могут дать?
— Но они отобрали у вас двадцать долларов, — сказала она. — А вы знаете, на что они потратили деньги?
Мы спустились на лифте, зал суда располагался в небоскребе на другой стороне улицы. Девушка-прокурор шла, прижав к груди свои папки, как студентка колледжа — учебники, она одновременно здоровалась с другими прокурорами, такими же молодыми, как она, и в то же время мило болтала со мной. Она родом из Невады, изучала в Арканзасе морскую биологию, но затем поняла, что больше любит эту профессию.
