– Ложись в постель и стань моей женой.
– Когда найдут негодяя, убийцу моего отца? – кричала я. – Если поиск затянется, мне нельзя оставаться с тобой в этом доме.
– Благодаря Эстер и тебе мастер Осман все внимание сосредоточил, на лошадях.
– Мастер Осман – непримиримый враг отца. Сейчас отец смотрит с небес, как враг помогает в поисках его убийцы, и страдает от этого.
Кара вскочил с постели и кинулся ко мне. Я не двинулась с места. Он неожиданно погасил свечу. Стало темно.
– Теперь твой отец не видит нас, – прошептал он. – Мы одни. Когда я вернулся сюда через двенадцать лет, ты дала мне почувствовать, что можешь любить меня, можешь открыть мне свое сердце. Ведь мы же поженились. Почему ты не хочешь быть со мной?
– Мне пришлось выйти за тебя, – ответила я тоже шепотом.
Я чувствовала, что мои слова гвоздями впиваются в стоящего против меня – так сказал когда-то Физули.
[62]
– Если бы я тебя любила, я любила бы тебя с детства, – опять шепотом добавила я.
– Ты видела и знаешь всех художников, приходивших к вам в дом. Скажи мне, красавица, кто из них, по-твоему, убийца?
Мне нравилось, что он не потерял присутствия духа. Он ведь был моим мужем.
– Мне холодно.
Сказала я это или нет, не помню. Мы поцеловались. Приятно было уткнуться замерзшим носом в его теплую щеку. Но я трусила, думала об отце, наблюдающем за мной, о прежнем муже, о детях.
– Кажется, кто-то ходит по дому, – я оттолкнула Кара и вышла.
МЕНЯ ЗОВУТ КАРА
Я поднялся до рассвета и тихо вышел из дома. Зашел в мечеть Беязыт, чтобы совершить намаз, потом добрался до дома мастера Османа, и мы вместе отправились во дворец: он, слегка сутулясь, верхом, я, тоже сутулясь, рядом с лошадью; мы, наверно, были похожи на старого дервиша и его верного мюрида,
[63]
как их изображали на рисунках к старым сказкам.
Во дворце мы увидели Начальника стражи и его людей. Падишах был уверен, что по рисункам лошадей, сделанным вечером тремя художниками, мы сразу установим убийцу, и Начальник стражи готов был тут же подвергнуть его пыткам.
Изящный и вежливый молодой человек, совсем не похожий на стражника, уверенными движениями положил на подставку три листа бумаги.
Когда мастер Осман вынул лупу, сердце мое учащенно забилось. Лупа скользила над рисунками, словно орел, высматривающий добычу. И как орел, увидевший предмет охоты, она трижды замедляла движение – мастер внимательно всматривался в ноздри лошадей. Наконец он покачал головой:
– Нет.
– Что нет? – удивился Начальник стражи.
– Убийца не оставил никакого следа.
Я взял лупу и стал рассматривать лошадиные ноздри: мастер был прав. Ни у одной из трех лошадей не было таких необычных ноздрей, как на рисунке, предназначенном для книги Эниште.
Когда в комнату вошел падишах, мастер Осман сразу же доложил ему, что три рисунка лошадей нам ничего не дали.
– Не удивляйтесь, мой Повелитель, – сказал он, – что я не могу сразу разобраться в своих художниках, которых изучил, как собственную ладонь. Появился рисунок, которого я совершенно не знаю. Но особенность художника не может возникнуть на пустом месте.
– Как это? – спросив падишах.
– Великий падишах, Повелитель вселенной, по-моему, тайная подпись, которую мы увидели в ноздрях гнедой лошади, это не просто особенность художника, это что-то, имеющее корни в старине, связанное с другими стилями, другими рисунками лошадей. Если мы просмотрим самые ценные и старые книги, за множеством замков во внутренних хранилищах дворца, сокрытые в подвалах, железных сундуках и шкафах, мы увидим, что то, что сегодня нам показалось особенностью, когда-то было стилем; тогда мы сможем связать рисунок с одним из трех мастеров.
– Ты хочешь попасть во внутреннее хранилище? – спросил падишах с изумлением.
– Да, – ответил мастер.
Это было почти такое же дерзкое желание, как, например, войти в гарем.
Глядя на прекрасное лицо падишаха, я пытался угадать, что сейчас произойдет, но падишах повернулся и вышел. За ним вышла свита. Неужели он разгневался? Может ли он всех нас, художников, наказать за дерзость мастера?
– Вам очень повезло, – сказал Главный казначей, через некоторое время вернувшийся в комнату, – сиятельный падишах благосклонно отнесся к вашей просьбе. Вы будете смотреть книги, которых никто не видел, рассматривать золоченые страницы и, как охотники, возьмете след, Падишах повелел напомнить, что он дал мастеру Осману три дня и один день уже прошел; через два дня, к обеду в четверг мастер должен сообщить, кто из художников – подлый убийца, а если не сообщит, то выяснением этого вопроса займется Начальник дворцовой стражи со своими палачами.
Служители открыли висячий замок, внимательно осмотрели печать на двери, убедились, что она на месте, и Главный казначей одобрительно кивнул. После этого взломали печать, вставили ключ в дверное отверстие и повернули его. Когда открылась створка деревянной резной двери, мастер Осман вдруг побледнел.
– Падишах не захотел вызывать писцов и секретарей, ведающих регистрационными тетрадями, – сказал Главный казначей. – Хранитель книг умер, вместо него никого нет. Падишах распорядился, чтобы с вами вошел только Джезми-ага.
Это был карлик, на вид не моложе семидесяти лет, с блестящими глазами. Похожий на парусник серпуш на его голове выглядел еще более странно, чем он сам.
– Джезми-ага считает хранилище своим домом. Он лучше всех знает, где какая книга лежит.
Главный казначей объяснил нам порядок: мы войдем, дверь за нами запрут и опечатают печатью султана Селима Явуза, которой пользуются уже семьдесят лет; после вечернего намаза придет группа служителей, чтобы было много свидетелей, печать взломают, дверь откроют; еще он предупредил, что по выходе нас тщательно обыщут, поэтому надо быть внимательными, чтобы за одежду, в карманы или за пояс «по ошибке» ничего не завалилось.
Пройдя через строй служителей, мы вошли вовнутрь. Здесь царил пробирающий до костей холод. Когда дверь за нами закрылась, мы оказались почти в полной темноте, и я уловил запах плесени, пыли и влаги.
Постепенно наши глаза привыкли к тусклому свету, освещающему помещение через толстые решетки окон наверху; проступили очертания лестниц, ведущих на антресоль, и деревянных настилов-проходов по второму этажу. Комната казалась красной из-за цвета бархатных тканей и ковров на полу и на стенах. Я представил себе, сколько походов Надо было совершить, сколько войн выиграть, сколько крови пролить, сколько городов разграбить, чтобы заполучить такое богатство, скопить столько вещей.
