Судя по тому что Омега, приступивший к работе в мае, уделял больше внимания не Мехмеду, а книге, которую тот читал, он получил приказ об этом от Доктора Нарина. А это свидетельствовало о том, что отец с самого начала совершенно верно понял, что Мехмеда, то есть Нахита, сбивает с толку книга.
Омега проверил все точки в Стамбуле, где она продавалась. Среди них был и тот адрес, где три года спустя я куплю книгу. В результате терпеливо проведенных изысканий он случайно обнаружил ее на улице, в двух книжных киосках. Получив сведения от тамошних продавцов, он отправился в некую букинистическую лавку и из полученной там информации сделал следующий вывод: небольшая партия книг (примерно 150 или 200 штук) поступила из неизвестного источника, скорее всего из закрытого или старого, заросшего плесенью хранилища, откуда, видимо, вывозили книги, затем она попала к старьевщику, закупающему товар на вес, а оттуда — в букинистические магазины и к некоторым уличным книжным торговцам. А старьевщик, скупивший все книги, поссорился со своим партнером, закрыл магазин и уехал из Стамбула. Найти его и установить адрес первого продавца оказалось невозможно. От владельца букинистической лавки Омега услышал историю появления книги, подтвержденную полицией: когда-то она была издана законно, но по приказу прокурора ее конфисковали и увезли в книгохранилище Министерства безопасности, а уже оттуда, как это часто бывает, часть тиража была украдена нищими сотрудниками полиции, которые продали их старьевщикам на вес. Так книга опять поступила в обращение.
Трудолюбивый Омега, не обнаружив в книжных магазинах других произведений автора и не найдя упоминания о нем в старых телефонных справочниках, додумался вот до чего:
«Хотя люди, у которых нет денег даже на установку телефона, и имеют глупость писать книги, я все же полагаю, сударь, что этот труд издан под псевдонимом».
Мехмед, оставшись на все лето в пустом общежитии, перечитывал книгу вновь и вновь, а ближе к осени сам начал расследование, которое должно было вывести его на источники и автора книги. Новый сыщик, приставленный отцом на сей раз, получил псевдоним по марке карманных и настольных часов советского производства, распространенных в Стамбуле в первые годы Республики: «Серкисов».
Серкисов установил, что Мехмед постоянно сидит в Национальной библиотеке Беязит, и сначала было с радостью сообщил Доктору Нарину о том, что парень вовсю занимается, собираясь вернуться к обычной студенческой жизни. А потом он заметил, что юноша целыми днями читает в библиотеке детские комиксы «Питер и Пертев» или «Али и Мари», и, расстроившись за него, додумался вот до какой утешительной мысли: возможно, молодой человек надеялся выбраться из кризиса, вернувшись к детским воспоминаниям.
В октябре, согласно рапортам, Мехмед некоторое время издавал в Бабыали
[31]
детский журнал, а также ходил по издательствам, все еще выпускавшим журналы для детей, и посещал бывалых литераторов вроде Нешати,
[32]
писавших для этих журналов. Серкисов, полагая, что по приказу Доктора Нарина изучает политические связи и идеологические взгляды молодого человека, написал об этих людях:
«Сударь, как бы ни казалось, что все эти писаки интересуются политикой, что бы они ни сочиняли о сегодняшней политике и идеологии, на самом деле они ни во что не верят всем сердцем. Большинство из них пишет из-за денег, многие же пишут для того, чтобы позлить тех, кто им не нравится».
Из докладов Серкисова и Омеги я узнал, что однажды осенним утром Мехмед пошел в Управление кадров Государственной железной дороги в районе Хайдарпаша.
[33]
Из двух не замечавших друг друга наблюдателей верную информацию раздобыл Омега:
«Молодой человек пытался получить сведения об одном пенсионере, бывшем сотруднике железной дороги».
Я быстро перелистал страницы рапорта, с тревогой выискивая названия моего детства — названия моего квартала, моей улицы. Когда я прочитал, что Мехмед ходил по той улице, где я живу, и целый вечер смотрел на окна второго этажа одного дома, мое сердце забилось быстрей. Я встретился с вестниками чудесного мира, в который меня впоследствии позовут, но я, в то время ученик лицея, об этом совершенно ничего не знал.
Встреча Мехмеда и дяди Рыфкы состоялась на следующий день. Это единственное, что мне удалось выяснить. Оба следивших за Мехмедом установили, что юноша вошел в дом номер 28 по адресу Эренкёй, улица Серебряный Тополь, и пробыл внутри шесть, нет, пять минут, но в какую квартиру он звонил, с кем встречался — определить не удалось. Трудолюбивый Омега на всякий случай выведал у помощника бакалейщика из лавки на углу кое-что о трех семьях, живших в доме. Полагаю, это была первая информация, которую Доктор Нарин получил о дяде Рыфкы.
В течение нескольких дней после встречи с дядей Рыфкы Мехмед переживал такой нервный срыв, что это не укрылось даже от глаз Зенита. Мовадо писал, что он совсем не выходил из комнаты, в столовую не спускался и, похоже, даже не читал книгу, Согласно показаниям Серкисова, выходы Мехмеда из общежития носили случайный характер и определенной цели не имели. Например, однажды ночью он до утра бродил по переулкам в окрестностях Султанахмет и, сидя в парке, долго курил. Другой ночью Омега стал свидетелем того, как Мехмед подолгу, словно драгоценные камни, разглядывал каждую виноградинку из кулька, который держал в руках, после чего за четыре часа медленно съел весь виноград и вернулся в общежитие. У него отросла борода, он перестал следить за собой. Наблюдатели сетовали в своих рапортах на то, что молодой человек выходит из общежития когда заблагорассудится, в любое время, и просили повысить им оплату.
Однажды в середине ноября Мехмед после полудня переехал на пароме в Хайдарпаша, сел на поезд, сошел в Эренкёе и долго бродил там. По словам преследовавшего его Омеги, парень исходил все улицы квартала и, прошагав мимо моего окна три раза — я, скорее всего, был дома, — остановился, когда стемнело, напротив дома номер 28 по улице Серебряный Тополь и стал смотреть в окна. Стоя в темноте, Мехмед так ни на что и не решился или, по предположению Омеги, не получил ожидаемого знака из окна, где горел свет. Прождав под накрапывающим дождем два часа, он позже сильно напился в одной из пивных Кадыкёя и вернулся к себе в общежитие. Впоследствии Омега и Серкисов сообщали, что парень прошел одним и тем же маршрутом еще шесть раз, а всегда более конкретный Серкисов верно установил личность человека, появлявшегося в освещенном окне, на которое постоянно смотрел юноша.
Вторая встреча дяди Рыфкы и Мехмеда произошла на глазах Серкисова. В последующих письмах сыщик, наблюдавший за освещенными окнами второго этажа сначала с противоположного тротуара, а потом с низкого забора сада, очень часто комментировал эту встречу — иногда он называл ее «заранее условленным свиданием», — но так как его первые впечатления больше опирались на факты, они оказались наиболее верными.
