Я думал, что сцена отъезда, за исключением выстрелов моего «вальтера», будет напоминать сцену расставания в последнем комиксе «Питер и Пертев». Но я ошибался. В том, последнем приключении два закадычных друга, столько раз сражавшиеся вместе, поняли, что любят одну девушку и что у них одна цель; они садятся за стол и решают проблему по-дружески. Чувствительный и скрытный Пертев безропотно уступает девушку открытому и веселому Питеру, так как знает, что с ним ей будет лучше. И герои расстаются друг с другом под вздохи прослезившихся читателей на вокзале, который некогда охраняли вдвоем. А между нами сидел этот жаждавший комиссионных тип, который наверняка не оценит должным образом любое бурное проявление чувствительности или гнева.
Мы втроем молча шли к вокзалу. Я купил билет. Выбрал себе два бублика, как утром. Пертев попросил взвесить для меня килограмм знаменитого виран-багского крупного белого винограда. Пока я выбирал юмористические журналы, он пошел в уборную помыть виноград. Мы с посредником рассматривали друг друга. Поезд через два дня будет в Стамбуле. Когда Пертев вернулся, начальник станции решительным и изящным жестом, напомнившим мне об отце, подал знак к отправлению поезда. Мы поцеловались и расстались.
То, что произошло потом, похоже скорее не на комиксы дяди Рыфкы, а на триллеры, которые мы с Джанан обожали смотреть в автобусах. Потерявший голову парень, решивший стать убийцей, швыряет в угол купе полиэтиленовый пакет с виноградом и журналы и, пока поезд набирает скорость, выпрыгивает из вагона в самом конце перрона. Убедившись, что его не заметили, он издалека внимательно следит за жертвой и посредником. Они какое-то время разговаривают, а затем, побродив по пустым и печальным улицам, расстаются перед почтой. Убийца видит, что жертва вошла в кинотеатр «Новый мир»; он закуривает. Мы совершенно не знаем, о чем думает будущий убийца — герой фильма, мы лишь видим, как он бросает окурок сигареты на землю и наступает на него, как это сделал я; он покупает билет на фильм «Бесконечные ночи», уверенными шагами входит в кинотеатр и, прежде чем войти в зал, заглядывает в уборную, проверяя варианты отхода.
Остальные воспоминания обрывочны, как ночная тишина. Я вытащил «вальтер», снял его с предохранителя, вошел в зал, где шел фильм. Внутри было душно и жарко. Мой силуэт с пистолетом появился на фоне экрана, а лиловый пиджак стал экраном. Свет проектора слепил мне глаза, но так как зрителей было мало, я сразу нашел свою жертву.
Наверное, он удивился; может, не понял, может, не узнал; а может, ждал этого; он не двинулся с места.
— Ты найдешь кого-то вроде меня, дашь ему книгу, заставишь прочитать, а потом испортишь ему жизнь, — сказал я, обращаясь к себе.
Я выстрелил три раза в грудь и в лицо, которое я не видел, чтобы удостовериться, что он: мертв. Потом я сообщил зрителям, сидевшим в темноте:
— Я убил человека.
Когда я выходил из зала, глядя на свою тень на экране и на «Бесконечные ночи», кто-то закричал: «Механик! Механик!!!»
Я сел в первый же автобус и уехал из города, в котором я обдумал многое. А еще мне было интересно, почему в турецком языке человек, который водит поезда, и человек, который показывает фильмы, называются одним французским словом.
14
Я сделал две пересадки, провел бессонную ночь убийцы и затем, во время одной из стоянок, в уборной увидел себя в треснувшем зеркале. Мне никто не поверит, если я скажу, что человек, которого я увидел, был похож не на убийцу, а на призрак убитого. Но человек в той уборной, которого потом увез автобус, был очень далек от ощущения покоя, обретенного убитым во время написания книг.
Рано утром, прежде чем вернуться в особняк Доктора Нарина, я зашел в городскую парикмахерскую, побрился и подстригся, чтобы предстать перед моей Джанан достойным и надежным юношей, который ради создания счастливого семейного гнездышка не побоялся встретить лицом к лицу смерть и успешно прошел столько испытаний. Когда я вошел в усадьбу Доктора Нарина и увидел окна особняка, мысль о том, что Джанан ждет меня в жаркой кровати, заставила мое сердце забиться в два раза быстрее; ему вторил чириканьем воробей на платане.
Дверь открыла Гюлизар. Я не смог смотреть на ее изумленное лицо — наверное, потому, что полдня назад убил во время киносеанса ее старшего брата. И, наверное, потому не заметил ее удивления и потому едва слушал, что она говорила; я вошел в дом, как будто это был дом моего отца, и направился в нашу комнату, в комнату, где я оставил в постели мою больную Джанан. Чтобы сделать сюрприз любимой, я открыл дверь без стука. Но когда я увидел пустую, совершенно пустую кровать в углу, я начал осознавать, что говорила мне Гюлизар.
Джанан три дня лежала с температурой, а затем пришла в себя. Она сходила в город, позвонила в Стамбул и поговорила с матерью; и так как от меня не было никаких известий, она внезапно решила вернуться домой.
Мои глаза смотрели из окна на шелковицу в саду за домом, сиявшую в утреннем солнце, но я видел только аккуратно застеленную кровать. Газета «Почта Гудула», которой Джанан обмахивалась как веером, когда мы ехали сюда, лежала на пустой кровати. Внутренний голос доложил мне, что Джанан уже поняла, что я убийца, поэтому я больше никогда ее не увижу; единственное, что мне оставалось сделать, — это закрыть дверь и, упав на кровать, которая все еще хранила запах Джанан, поплакать и уснуть. Другой внутренний голос возражал: убийцы должны вести себя как убийцы, они должны быть хладнокровными и не поддаваться панике: Джанан непременно ждала меня в доме родителей, в Нишанташы. Прежде чем выйти из комнаты, я заметил в углу окна того зловредного комара и одним ударом растер его ладонью. Я уверен, что кровь из комара, испачкавшая мне линию любви, была сладкой кровью моей Джанан.
Я должен был соединиться с моей Джанан в Стамбуле, но прежде чем исчезнуть из особняка, находившегося в центре сопротивления Великому Заговору, я решил повидать напоследок Доктора Нарина, что безусловно полезно для моего будущего, для нашего с Джанан будущего. Он сидел за столом, чуть поодаль от шелковицы, с книгой в руках; он ел с аппетитом виноград и смотрел на холмы, где мы вместе гуляли.
Безмятежные, как люди, владеющие временем мира, мы говорили с ним о жестокости жизни; о том, как природа управляет судьбой человека; как концентрированная идея, именуемая временем, исподволь учит человеческую душу спокойствию и безмолвию; о том, что человек безвольный и нерешительный никогда не сможет ощутить вкус этих спелых виноградин; о высокой сознательности и желании, необходимых для постижения сути настоящей жизни, свободной жизни; о том, кем следует считать скромного ежика, пробиравшегося мимо нас с шуршанием, — знаком порядка во Вселенной или демонстрацией хаотичной случайности. Вероятно, убийство человека делает человека убившего зрелым; я сумел соединить восхищение, которое вызвал у меня Доктор Нарин, с сочувствием и терпимостью, появившимися из глубин моей души. Поэтому, когда он предложил мне после обеда сходить на могилу его сына, я сумел вежливо, но решительно отказаться, не обидев Доктора Нарина: столь насыщенная событиями, утомительная неделя сильно измотала меня. Я должен побыстрее вернуться домой, к моей жене, отдохнуть, собраться с мыслями и решить, стоит ли брать на себя ту большую ответственность, которую он предлагал.
