— Сейчас никто не смотрит. Давай мне письма сейчас, а потом расскажи о видении.
— Письма здесь, но не у меня. Я боялся, что будет обыск при входе. И друзья могут тоже меня обыскать. Давай встретимся снова ровно через двадцать минут в уборной в конце коридора, в него можно попасть через боковую дверь сцены.
— А о видении ты мне тогда расскажешь?
— Один из них идет сюда, — сказал Неджип и отвел взгляд. — Я его знаю. Не смотри в ту сторону, сделай вид, как будто мы просто беседуем как малознакомые люди.
— Хорошо.
— Всему Карсу любопытно, почему ты сюда приехал. Они думают, что ты послан сюда нашей властью и западными силами с какой-то тайной миссией. Мои друзья послали меня сюда, чтобы я спросил тебя об этом. Слухи верны?
— Нет.
— Что мне им ответить? Для чего ты сюда приехал?
— Я не знаю, для чего.
— Знаешь, но от смущения опять не можешь сказать. — Наступила пауза. — Ты приехал сюда оттого, что ты несчастен, — сказал Неджип.
— Почему ты так решил?
— По твоим глазам: я никогда не видел человека с таким грустным взглядом… И я сейчас тоже несчастлив, но я молод. Несчастье придает мне силы. Я предпочитаю быть несчастным, пока я молод, вместо того чтобы быть счастливым. В Карсе счастливыми могут быть только глупцы или плохие люди. А вот когда я буду в твоем возрасте, я хочу быть совершенно счастливым.
— Моя несчастливость защищает меня от жизни, — сказал Ка. — За меня не волнуйся.
— Хорошо. Ты не рассердился на меня, не так ли? В твоем лице есть что-то хорошее, и я понимаю, что могу рассказать тебе обо всем, что приходит мне в голову, даже о ерунде. А если я скажу что-то такое моим друзьям, они сразу начнут смеяться.
— И даже Фазыл?
— Фазыл другой. Он мстит тем, кто меня обижает, и знает мои мысли. А сейчас скажи что-нибудь ты. На нас смотрит человек.
— Какой? — спросил Ка. Он посмотрел на людей, собравшихся за спинами сидящих: человек с головой, похожей на грушу, два прыщавых подростка, бедно одетые юноши с насупленными бровями, все они сейчас стояли, повернувшись к сцене, и некоторые из них покачивались как пьяные.
— Сегодня вечером не один я выпил, — пробормотал Ка.
— Они пьют оттого, что несчастливы, — сказал Неджип. — А вы выпили для того, чтобы опереться на счастье, скрытое внутри вас.
Но к концу своей фразы он внезапно скрылся в толпе. Ка не был уверен в том, что услышал сказанное правильно. Однако голова его успокоилась, как будто он слушал приятную музыку, несмотря на весь шум и грохот в зале. Кто-то помахал ему рукой, в рядах было несколько свободных мест, оставленных для «актеров», и рабочий сцены из труппы, с полублагородными и получванливыми манерами усадил Ка на свободное место.
То, что Ка в тот вечер видел на сцене, я спустя много лет смотрел на видеопленке, которую извлек из архивов телевизионного канала Карса «Граница». На подмостках разыгрывали маленькую сценку, высмеивавшую рекламу какого-то банка, но Ка много лет не смотрел в Турции телевизор и поэтому не мог понять, где в ней юмор, а где подражание рекламе. И все же ему удалось понять, что человек, пришедший в банк вложить деньги, был изящным щеголем, чрезмерно любившим все европейское. В некоторых отдаленных городках меньше Карса и в чайных, куда не заходили женщины и важные представители власти, театральная труппа Суная Заима, состоявшая из любителей Брехта и Бахтина, играла эту сцену с еще более неприличным смыслом, и изящество щеголя, получавшего карту для банкомата, переходило в ужимки гомосексуалиста, что заставляло зрителей задыхаться от хохота. В другой сценке Ка узнал в последний момент, что усатым мужчиной в облике женщины, наносившей на волосы шампунь и кондиционер «Келидор», был Сунай Заим. Сунай в образе женщины сделал вид, что запихивает в заднее отверстие длинную бутылку шампуня «Келидор», и одновременно неприлично ругался, как делал это тогда, когда хотел успокоить "антикапиталистическим катарсисом", то есть "очищением от капиталистов, как от грязи", толпу недовольных и бедняков в мужских чайных на окраинах городов. Потом жена Суная, Фунда Эсер, подражая рекламе всеми любимой колбасы, взяла и взвесила в руке круг колбасы, неприлично весело произнесла: "Это от лошади или от осла?" — и убежала со сцены.
Вслед за ней на сцену вышел известный в 1960-е годы вратарь Вурал и рассказал, как он пропустил во время матча национальной сборной с англичанами в Стамбуле одиннадцать голов, примешивая к рассказу любовные истории с известными актрисами, и сообщил о спортивных сговорах, в которых он участвовал. То, что он рассказывал, все слушали, посмеиваясь, получая непонятное удовольствие от чьих-то страданий и от убогости обычных турецких развлечений.
16
Место, где нет Аллаха
Видение Неджипа и стихотворение Ка
Когда прошло двадцать минут, Ка вошел в уборную в конце холодноватого коридора и сразу же увидел, что Неджип подошел к тем, кто стоял у писсуаров. Некоторое время они подождали перед запертыми дверьми кабинок, находившихся в глубине, словно двое незнакомых людей. Ка увидел лепнину в виде розы с листьями на высоком потолке уборной.
Одна из кабинок освободилась, и они вошли внутрь. Ка обратил внимание, что их заметил один беззубый старик. Неджип, спустив в кабинке воду, сказал: "Нас никто не видел". И радостно обнял Ка. Ловким движением Неджип встал на выступ в стене, мгновенно приподнялся и, протянув руку, извлек конверты, лежавшие на бачке. Он спустился вниз и очистил их, аккуратно сдув с них пыль.
— Я хочу, чтобы ты сказал кое-что Кадифе, когда будешь отдавать ей эти письма, — сказал он. — Я много размышлял над этим. С того момента, когда она прочтет письма, в моей жизни не останется никакой надежды или ожиданий, связанных с Кадифе. Я хочу, чтобы ты очень ясно сказал об этом Кадифе.
— Почему же ты хочешь, чтобы она узнала о твоей любви, если тогда, когда она узнает о ней, она узнает, что у тебя нет никакой надежды?
— Я не боюсь, как ты, жизни и своих страстей, — сказал Неджип, забеспокоившись, что Ка расстроился. — Эти письма для меня единственный выход: я не могу жить, страстно не любя кого-нибудь, какую-нибудь красоту. А для счастья мне нужно любить кого-нибудь другого. Но сначала мне нужно избавиться от любви к Кадифе. Ты знаешь, кому я отдам всю свою страсть после Кадифе?
Он отдал письма Ка.
— Кому? — спросил Ка, пряча письма в карман пальто.
— Аллаху.
— Расскажи мне о своем видении.
— Сначала открой это окно! Здесь очень плохо пахнет.
Ка открыл маленькое окно уборной, надавив на заржавевшие задвижки. Они с восторгом, словно были свидетелями какого-то чуда, наблюдали за снежинками, безмолвно и медленно падавшими в темноте.
— Как прекрасен мир! — прошептал Неджип.
— По-твоему, что самое прекрасное в жизни? — спросил Ка.
