Наверное, если бы Лиза рассказала бабушке про «полчаса на
чудеса», Ксения Леонтьевна ее бы поняла, но Лиза элементарно стеснялась
обсуждать с бабушкой такие вещи.
Они вышли в эфир! Все прошло хорошо, хоть и не без накладок,
но зритель о них не догадывался, только сотрудники едва не поседели. Тем не
менее рождение нового канала состоялось, и на вечеринке, посвященной
знаменательному событию, все сияли, включая Лизу. Инна тоже сияла, но у нее для
этого были и свои дополнительные причины. Канадский венгр Миклош прислал ей
письмо, не электронное, а обычное, старомодное письмо, написанное с чудовищными
ошибками на русском языке, почти забытом за годы эмиграции, а когда-то из-под
палки выученном в школе и университете. И в этом письме было много слов о
любви.
– Лизка, я не знала даже, какой это кайф – обычное
письмо, – горячечным шепотом твердила Инна во время фуршета. – Оно же
пахнет им… Он сам писал эти строки – и никаких точек, ш, никаких собачек,
никакой электроники. Оно живое, понимаешь? Не поленился человек… Шесть страниц,
и все про любовь… С ума сойти… Лизка, что мне делать?
– Ответить тем же!
– Я не в состоянии написать и пяти строчек, как бы я
его ни любила! Не умею я письма писать, не умею, хоть плачь!
– Обратись к моей бабушке! – Что?
– Что слышала! Она ему напишет такое письмо, что твой
Миклош вплавь в Москву кинется, через океан!
– Шутишь?
– Нисколько! Бабушка все же человек литературный, и она
рассказывала, что в молодости писала письма за свою подругу, которая без памяти
была влюблена в какого-то взрослого ученого дядьку, и тот по письмам влюбился в
нее и женился… Так что имеешь шанс.
– Погоди, это же какой-то классический сюжет… Не могу
вспомнить…
– Сирано де Бержерак, например! – засмеялась
Лиза. – И еще, наверное, есть подобные коллизии в литературе.
– Мне неудобно просить Ксению Леонтьевну!
– Брось, бабуля обожает лезть в чужие любовные дела.
Сделаешь ее своей конфиденткой, она будет в восторге. Станет и письма писать, и
обсуждать с тобой каждую буквочку его писем…
– Ты серьезно?
– Серьезнее не бывает!
– И все же как-то неудобно… Ой, смотри, Булатов
рассекает волны…
К ним и вправду приближался Булатов с бокалом шампанского:
– Дорогие дамы, позвольте с вами чокнуться в честь…
Хотя я и так чуть не чокнулся в последние дни… Каламбур дурацкий, да?
– Ну что вы! Нормальный каламбур, впрочем, мы же не
можем критиковать начальство! – подмигнула ему Инна.
Он добродушно рассмеялся. Инна тут же исчезла.
– Ох, Елизавета Федоровна, свершилось!
– Юлий Данилович, все еще только начинается, поверьте
мне! Выйти в эфир не штука, вот удержаться на уровне куда труднее. Тут
постоянно нужны большие деньги…
– Знаю, голубушка, знаю, но давайте хоть сегодня не
говорить о деньгах! Мне все недосуг было вам сказать, что я познакомился с
вашей очаровательной бабушкой!
– Она вами тоже очарована.
– Мы с ней так хорошо покурили… Знаете ли, прием был
скучнейший, и вдруг подходит ко мне дама, просит огонька… Слово за слово – и
выяснилось, что это ваша бабушка! Она даже приглашала меня в гости…
– На рыбу под бешамелью? – засмеялась Лиза.
– Кажется, да. Я, правда, не очень знаю, что такое
бешамель… Но если вы позволите, я был бы рад напроситься… К тому же ваша
бабушка играет в покер, мы с ней поговорили и на эту тему… А вы играете?
– Увы, нет!
Его добродушное лицо вытянулось.
– Жаль!
Но тут к Булатову подлетели двое журналистов, потом кто-то
еще, и Лиза потихоньку ретировалась. Но бабушка, какова! Мне сказала, что
Булатов первым подошел к ней… Нет, с этим надо кончать, иначе я окажусь в смешном
положении. Сегодня же поговорю с ней. Только не сгоряча, а то она обидится.
Пусть лучше занимается Инкиной личной жизнью, у Инки великая заокеанская
любовь… А у меня что? Заокеанский трах? Черт побери, какую роль в нашей жизни
стали играть океаны… Раньше мы за «железным занавесом» жили как на острове, на
необитаемом острове с многомиллионным населением. Что это меня на геополитику
потянуло, я тут ни ухом ни рылом – что в географии, что в политике…
– Елизавета Федоровна, о чем задумались? – подошел
к ней один из сотрудников ее отдела.
– Не поверите, Сережа, о геополитике! – засмеялась
Лиза. – А что это у вас такое аппетитное на тарелке?
– Крабовое суфле, рекомендую, очень вкусно!
– Надо попробовать, а то за разговорами и голодной
остаться недолго.
– Особенно если вместо еды думать о геополитике!
– Удивительно верное замечание! Хороший он парень, и
работник отличный, но его вид! Татуировки где только можно, серьга в ухе,
волосы, завязанные в длинный хвост. Когда Лиза впервые его увидела, испугалась.
Однако, проработав с ним некоторое время, оценила по достоинству и, как только
Булатов дал ей возможность набрать себе штат, тут же переманила Сергея со
старой работы, где он изнывал от тоски и ненависти к новому руководству.
Правда, пришлось-таки долго внушать Булатову, что Сережа не просто ценный, а
поистине бесценный кадр, несмотря на столь экстравагантный вид.
– И возьмите еще вот эти печенюшки с сыром.
– Сережа, печенюшки называются тарталетками, и я их уже
ела.
– А вина вам можно налить?
– Нет, хватит, я за рулем!
– Но у вас же персональная…
– Я отпустила Славу. Что ж ему, целый вечер тут
томиться, пока мы будем выпивать?
– Боже, какая вы демократка!
– Уж вам ли этого не знать! – засмеялась Лиза.
– Это точно! Но все же капельку я вам налью, и давайте
выпьем, чтобы нам не пришлось еще раз пережить такой крах… Вот уж поистине
закат империи… во что превратили канал…
– Давайте выпьем, но воспоминаниям сегодня не место,
тем более горьким. Вперед и с песней, как говорится, мы же только начинаем.
– Годится! За начало!
Прошла неделя. Лиза мыла на кухне посуду, а бабушка с Инной
уединились, чтобы обсудить черновик письма в Канаду. Ксения Леонтьевна с
восторгом отнеслась к этой задаче, и вот сегодня они с Инной после ужина
обсуждали текст. Лиза держалась от этого в стороне.
– Не хватало еще и мне подключиться, – хмыкнула
она в ответ на предложение Инны. – Хватит с тебя и бабушки. А я лучше
посуду помою. – Она собрала тарелки, чашки, вытряхнула пепельницу и вдруг
застыла. Откуда тут эта пепельница? Она же отнесла ее летом в офис Сметанина и
там оставила. Или она что-то путает? В доме всегда было множество пепельниц,
немудрено и спутать… Да, конечно, та вроде была потемнее… и поглубже… Черт, или
у нас были две одинаковые? Такое тоже случалось. Бабушка нередко покупала
несколько одинаковых маленьких пепельниц, чтобы, когда приходит много гостей,
не ставить на стол разномастные… Я просто забыла об этом. Она давно мне на
глаза не попадалась. Однако нахлынули воспоминания… Как было приятно иногда
сидеть с ним вдвоем, есть сладости, терзаясь угрызениями совести, и вести
неспешные, бессодержательные разговоры о пирожках нашего детства. А вокруг
витал упоительный аромат сигарет «Питер Стьювизант». Интересно, где он их
берет, что-то я в продаже их не вижу. Сейчас он, возможно, как раз тушит окурок
в моей пепельнице, перед тем как завалиться на свой диван… с Еленой
Арнольдовной! Тьфу! Чтоб этот диван под ними сломался! Пепельница выскользнула
из рук и разбилась. На счастье… На чье счастье? Его и Елены Арнольдовны? Хотя
она наверняка мою пепельницу грохнула об пол, как и другую, стеклянную, и два
дымчатых стакана, в которые я ставила ландыши и незабудки… Бабушка говорила,
что он участвует в каком-то ралли… Рука давно зажила, гипс сняли… Боже, как
глупо все это было… Как бездонно глупо… Какую кретински-невыполнимую задачу я
поставила перед ним – полюбите нас черненькими… Зачем? У него есть вполне
черненькая по всем статьям, Леля, – и глаза, и волосы, и душа… Зачем ему
разбираться с какой-то мымрой…
