— Яблочное Лицо, Яблочное Лицо! — кричу я.
Входит молодая медсестра.
— Где Яблочное Лицо?
— Она дома, спит. Не волнуйся, ладно? Ты всех разбудишь.
В одной руке у нее стакан воды, в другой пилюля. Она заталкивает ее мне в рот и подносит стакан. Я выплевываю таблетку и ору, что мне нужна Яблочное Лицо. На шум в палату прибегают еще две медсестры. Я возбужден, меня мучает непонятная боль. Медсестры пытаются удержать меня, в палату входит мужчина в белой униформе. Через несколько секунд я чувствую укол в руку.
Когда я открываю глаза, то вижу Яблочное Лицо.
— Ты скучал без меня? — спрашивает она.
— Что со мной не так? — говорю я.
— Ничего такого, что нельзя вылечить. Просто нужно время.
— Я хочу есть.
Она поспешно выходит из палаты и возвращается с подносом еды. Я откусываю пару кусков, но больше не могу. Она помогает мне сесть в кресло на колесах и везет в большую комнату на первом этаже. Я впервые осознаю, что нахожусь в психиатрической больнице. Я вижу людей, бесцельно прохаживающихся взад-вперед по коридорам. Некоторые смотрят на меня, другие проходят мимо, словно парят в ином измерении. Два медбрата усаживают молодого человека в кресло вроде моего. Он обнажает зубы в какой-то неживой улыбке. Что я делаю в клинике для душевнобольных? Всю жизнь мне советовали избегать сумасшедших, и вот теперь я живу среди них. Яблочное Лицо подкатывает мое кресло к окну и садится на стул рядом со мной.
— Ты скучал без меня вчера вечером? — снова спрашивает она.
— Где ты была?
— Дома. У меня маленький ребенок, ты знаешь? Ей нужна ее мамочка.
— Сколько ей лет?
— Четыре с половиной. Она очень милая. Хочешь посмотреть ее фото?
Я киваю, и она показывает мне фото своей дочки Рошан, что означает «пылкая» или «трепещущая».
— Она хорошенькая, — говорю я гордой матери.
— Спасибо.
Она кладет фото обратно в карман и откидывается на стуле.
— Почему я в психиатрической больнице? — робко спрашиваю я.
— Тебе надо подлечиться.
— А что со мной?
— Надо, чтобы ты вспомнил некоторые события.
— Какие?
— Потерпи немного.
Я смотрю на свои ноги, на кресло на колесах и думаю, что парализован.
— Почему я в этом кресле?
Яблочное Лицо на несколько секунд задумывается.
— Ты ослаб и был немного не в себе. Так что проще и безопаснее было посадить тебя в кресло.
Старик в другом конце комнаты снова заводит свои монотонные песнопения.
— Что с ним случилось? — тихо спрашиваю я. — Почему он здесь?
— Это печальная история, — шепчет она.
— Я хочу знать.
— Может быть, позже.
— Что означают его песнопения?
— Не знаю.
Мне жалко старика.
— У тебя будут неприятности, оттого что ты проводишь со мной так много времени? — спрашиваю я Яблочное Лицо по пути в палату.
— У врачей не бывает неприятностей из-за того, что они проводят время с любимыми пациентами, — отвечает она.
Я предполагал, что она медсестра, потому что она женщина. Мне стыдно.
— Я скучаю по прежним временам, когда врачи ходили по вызовам, — добавляет она. — Надо знать своих пациентов, их семьи, детей, где они живут и как. А теперь все сводится к бизнесу.
В палате она помогает мне лечь в постель и дает пилюлю. Она говорит, если я проснусь посреди ночи, то могу звонить ей домой, и оставляет у кровати свой телефонный номер. Узнав, что обо мне заботится врач, я чувствую себя лучше и быстро засыпаю.
Я просыпаюсь ночью, сожалея, что рядом нет Яблочного Лица. Я думаю о ее дочери и подавляю в себе желание ее видеть. В комнате темно, и я не знаю, сколько сейчас времени. Пока я спал, в палате побывали мои родители — рядом с кроватью я нашел свежую красную розу. Каждый день мать приносит одну красную розу. С этим связано что-то важное, но сейчас мне не вспомнить. Мой разум так утомлен. Я закрываю глаза и пытаюсь понять, почему я в больнице. Вдруг я вздрагиваю от звука, доносящегося с другого конца комнаты. Я открываю глаза и смотрю туда. У двери виден силуэт мужчины. Мое сердце быстро бьется, и меня охватывает такой сильный страх, что я не могу даже позвать на помощь. Я весь дрожу.
— Знал бы я твою боль, забрал бы ее.
Я узнаю голос старика.
— Иди сюда, — шепчу я.
Старик медленно подходит к кровати и садится на стул Яблочного Лица.
— Знал бы я путь, нашел бы его.
— Что это значит? — спрашиваю я.
Он пристально смотрит на меня печальными черными глазами. Постепенно глаза светлеют. У него добрый взгляд, и я больше не боюсь его.
— Знал бы я песню, спел бы ее, — бормочет он.
— Может быть, когда-нибудь ты скажешь мне, что это значит и почему я здесь.
Старик молчит.
— Ничего не могу понять, — шепчу я. — Здесь есть что-нибудь реальное?
Я жду от него ответа, но он лишь неотрывно смотрит на меня.
— Я не чувствую, что к чему-то привязан. Как будто я просто пришел в этот мир из другого места, но не могу вспомнить и того места тоже. Кажется, будто я ни здесь, ни там, не жив, но и не мертв. Наверное, это и есть потеря рассудка?
Старик по-прежнему не говорит ни слова. Мне никак не открыть глаза, но я хочу понять его загадочные песнопения. Я хочу знать, что он чувствует, что думает, почему он в моей комнате, но я слишком утомлен.
Не знаю, сколько проходит времени, когда я слышу, как в коридоре Яблочное Лицо разговаривает с моими родителями.
— Что может случиться, когда он вспомнит? — спрашивает отец.
— Его это страшно расстроит, — отвечает Яблочное Лицо.
Мама начинает плакать, а я задумываюсь о том, что должен вспомнить и что страшно меня расстроит.
18. Осень 1973-го. Мазандаран
ГЛАЗА ПЛОЩАДИ
Мы продолжаем путешествие в провинцию Мазандаран, поднимаемся по опасным извилистым дорогам Кандована и спускаемся на север, где за несколько километров можно почувствовать крепкий соленый дух Каспийского моря. Даже если вы — лучший водитель в мире, по этим горам можно ездить со скоростью максимум пятьдесят километров в час. Мой дед любил повторять, что нацисты построили извилистую Кандованскую дорогу для того, чтобы внедрить в наше сознание очертание ненавистных букв «SS». Их пытались остановить русские, но потерпели неудачу, как бывает всегда, когда они сталкиваются с жестокостью Запада.
