Но пора действовать. Пора выполнить обещанное.
Сегодня все будет сложнее, чем обычно. Они наблюдают, они следят, они думают, что окажутся хитрее его. Но это не так.
Он отпрянул от стекла, повернулся и зашагал к вешалке. Надел куртку, снял с крючка собачий поводок и связку ключей. Планшетный компьютер, купленный несколько дней назад, лежал в машине.
2
За окнами лил дождь, но живой огонь, полыхающий в кабинетном камине, давал достаточно тепла, чтобы согреть даже в самую лютую стужу. Депутат Логинов сидел в кресле, закинув ноги на пуф, и задумчиво смотрел на объятые пламенем березовые поленья. Он был одет в мягкий серебристый халат и домашние льняные брюки. Прядь не по возрасту седых волос выбилась из «мраморной» прически и упала Логинову на лоб, придав ему «вполне человеческий», как сказала бы когда-то его жена, вид. В длинных пальцах Александра Васильевича поблескивал, преломляя отблески огня, бокал с коньяком.
В дверь кабинета постучали.
– Да! – громко сказал Логинов, чувствуя досаду из-за того, что кто-то нарушит столь приятное его душе одиночество.
В кабинет вошла Алена.
– Пап… – робко окликнула она. – Можно с тобой поговорить?
Логинов скосил глаза на дочь.
– Что тебе нужно? – холодно спросил он.
– Я хотела спросить… – Голос дочери чуть окреп, и это было неприятным признаком. – Я хотела узнать, долго мне еще тут сидеть?
– Столько, сколько я посчитаю нужным, – сказал Логинов и снова повернулся к камину.
Алена некоторое время мялась возле двери, а затем сказала, и голос ее дрогнул от гнева и волнения:
– Это нечестно. Не обязательно держать меня под замком, папа! Ты можешь просто приставить ко мне охрану!
Александр Васильевич не ответил. Он поднес бокал к губам и пригубил коньяка.
– Я устала, – сказала Алена. – Я больше так не могу.
– Не можешь? – Логинов холодно усмехнулся. – Нужно уметь отвечать за свои поступки. То, что сейчас происходит, – это прямое следствие твоих «шалостей».
– Моих?
– Твоих. И «шалостей» твоих чокнутых, распутных подруг.
Логинов не видел лица дочери, но знал, что в этот миг оно побледнело.
– Папа, я знаю, что виновата, – сказала она дрожащим голосом. – И я уже достаточно себя наказала.
Он презрительно дернул уголком губ:
– Наказала? Дура. Что ты можешь знать о наказании?
– Побольше, чем ты! – гневно выкрикнула Алена. – Думаешь, я не знаю, кто ты такой?
Александр Васильевич медленно, убийственно медленно, повернул голову и посмотрел на дочь холодными, прозрачными глазами.
– Что ты сказала?
– Что слышал! Думаешь, я не знаю, почему погибла мама? Я все знаю!
– И что же ты знаешь?
– Я была маленькая, но я была не дура! Я видела, как ты на нее орал в тот вечер! Видела, как она собирала вещи! Я помню, что ты крикнул ей вслед!
Некоторое время Логинов молчал, потом усмехнулся и презрительно обронил:
– Дура. Ничего ты не знаешь.
– Это твой холуй Пак перерезал у машины тормозной шланг, – сказала Алена дрожащим, осипшим от волнения голосом. – Но приказал ему ты. Ты приказал убить маму, я это знаю! Так что не надо мне говорить про наказание! И не надо напоминать мне о моих «шалостях»! Моя вина только в том, что я твоя дочь!
Александр Васильевич поморщился. Звук голоса дочери досаждал ему, а глупости, которые она несла, его утомляли.
– Я устал от твоего бреда, – сухо проговорил Логинов. – Отправляйся к себе.
Алена сжала кулаки.
– Я ненавижу тебя! – выкрикнула она. – Ненавижу этот дом! Ненавижу все, что с тобой связано!
– Правда? – На этот раз усмешка Александра Васильевича была снисходительной. – А что ты вообще любишь? Себя? Своих похотливых подружек, с которыми ты так весело проводишь время? Ты – гнилое семя. Похотливая извращенка – такая же, как твоя покойная мать.
Лицо Алены дрогнуло, глаза наполнились слезами.
– Ты… не можешь держать меня здесь против моей воли.
Логинов вздохнул.
– Отправляйся к себе, – устало сказал он.
– Нет!
И тогда он снова посмотрел на нее – таким холодным, змеиным, завораживающим взглядом, что Алена не выдержала, отвела глаза и сникла, присмирела.
– Иди к себе и посмотри какой-нибудь фильм, – сказал Логинов.
– Меня уже тошнит от фильмов, – прошелестела в ответ Алена. Она подняла на него покорный взгляд и робко добавила: – Скажи, чтобы мне снова включили Интернет.
Пару секунд Логинов размышлял, затем кивнул и сказал:
– Хорошо. Я распоряжусь, чтобы его включили.
– Спасибо.
Алена повернулась и вышла из кабинета.
Вскоре Логинов снова чувствовал себя спокойно и умиротворенно. Он давно привык к вспышкам гнева дочери. И обвинения ее он выслушивал не впервые. Он видел в ней полное отражение своей покойной жены – со всеми ее недостатками, некоторые из которых были по-настоящему омерзительны. Что ж… двадцать пять лет назад его угораздило жениться на лесбиянке. Но это не самое худшее, что могло случиться с ним в жизни. В конце концов, это даже не страшно, это просто смешно. И, конечно, за это не убивают. За это просто выгоняют из дома.
Александр Васильевич допил коньяк и потянулся за бутылкой, чтобы налить себе новую порцию.
* * *
Алена сидела перед монитором, но все еще не могла ничего делать. Пальцы до сих пор дрожали так сильно, что она не могла совладать с компьютерной мышью.
Почему она должна страдать? Она ничего не сделала. Она пыталась остановить их, да, пыталась. Господи, да у нее даже не было парня – никогда! Она говорила этим дурам, что все закончится бедой. Она пыталась позвонить в милицию, и не ее вина, что эти дуры отняли у нее телефон.
Господи, ну почему все это случилось с ней? Все, что она хотела, – это заиметь подруг. Настоящих подруг, с которыми можно поболтать, посмотреть вместе кино, походить по магазинам, обменяться шмотками… Неужели она просила о многом?
Алена вспомнила гневное лицо Иры Романенко, когда она заикнулась о том, что Эльзу нужно отпустить.
– Хочешь, чтобы наши мальчики и тебя пустили по кругу, чертова лесбиянка? Тебе это будет приятно, да?
А потом Ира ударила ее. Наотмашь, по лицу, всей ладонью. Удар был похож на ожог.
…Алена заплакала тогда и заплакала сейчас.
«Нужно не думать об этом, – сказала она себе. – Нужно забыть!»
